«Второе Дыхание» – безусловно, самая модная и продвинутая столичная команда начала 70-х. Помимо прочего, популярность группы держалась и на том, что гитарист Игорь Дегтярюк играл громче всех в Москве, басист Николай Ширяев – техничнее всех, а барабанщик Максим Капитановский – быстрее всех. Трое красавцев и одевались в то время моднее всех. «Это было во времена «Второго Дыхания», – говорят сегодня старые хиппаны – те, что получали паспорт в начале 70-х… Говорит Игорь Дегтярюк:
– Я точно знаю, что битлы были в Советском Союзе. Только доказать это не могу! Они жили в «Национале». Ринго Стар гулял по улице Горького (то есть по Тверской) и был удивлен, что его никто не узнает: у нас на факультете журналистики МГУ учился Толя Медведовский, вот он, один-единственный, узнал Ринго Стара и подошел к нему. Благодарный Ринго подарил ему барабанные палочки «Людвиг». Толя играл на барабанах в группе, которая в конце 60-х существовала на журфаке. Эта группа там была до нас, а мы – «Второе Дыхание» – пришли им на смену.
Я родился на Украине, в Кировограде. Это такой маленький городок на Юго-Востоке Украины. Мои родители приехали туда работать по распределению: отец – после окончания Киевского университета, а мать – после окончания Московского пищевого института. В Кировограде они познакомились и поженились. Отец работал в суде, а мать сначала работала на хлебзаводе, а потом ее выдвинули в горком партии.
Когда я учился в 5 классе, мы переехали в Москву. Здесь я поступил учиться в знаменитую школу № 711, что на Кутузовском проспекте, где сидел за одной партой с Юрой Судоплатовым. В нашем классе учились Лёша Арбатов и Костя Черненко. Но отношения со школьными товарищами у меня не сложились, потому что это была волчья стая, и 10 класс я заканчивал уже в другой школе. Именно в 711-й школе произошел мой первый идеологический конфликт.
Мы тогда жили в Переделкино, поэтому мне приходилось ездить в школу по Киевской дороге, а там было много уголовников. Однажды, для того, чтобы по дороге не случилось драки, мне пришлось снять красный галстук. Опаздывая в школу, я забыл его одеть и влетел в класс без пионерского галстука. А так как, меня, тогда как раз выбрали в члены совета дружины, тут же все зашумели: «У! Член совета дружины без красного галстука!» Получилось не очень хорошо.
Сплошные проблемы с этой идеологией! Меня в пионеры приняли только со второго раза, в комсомол – со второго раза. И в партию – тоже со второго раза! Я вступил в партию в июле 1991 года. Я и сегодня являюсь членом КПСС, я не вышел из партии, потому что считаю, что я неотделим от истории своей страны. Меня спрашивают на работе: «Зачем тебе этого надо?» Я говорю: «Октябренком я был, пионером я был, комсомольцем я был. Могу я стать членом КПСС? Хотя бы для того, чтобы мои родители спокойно умерли».
Я не буду затрагивать идейного содержания, но история страны есть история страны: мы с этим родились, мы с этим жили и, может быть, поэтому играли рок-музыку. Почему у нас получалось искренне? Потому что в каждом человеке, как мне кажется, заложена тяга к справедливости.
С детства я слушал разные иностранные радиостанции: «Тop 20», программы Луиса Коновера по «Голосу Америки». Естественно, у меня с ранних лет возник интерес к рок-музыке. А вообще музыкой я занимаюсь с шести лет. Поскольку у нас была относительно благополучная семья, то меня отдали заниматься на скрипке. Но это у меня почему-то вызывало сомнамбулическое состояние, гаммы играть было не очень весело.
Когда я окончил школу, то поступил в музыкальное училище, в «Ипполитовку», но учиться не стал, потому что классическая музыка меня совершенно не интересовала. Благодаря связям родителей, еще учась в 10 классе, я начал работать на Шаболовке в телепрограмме «Эстафета новостей». Поэтому я ушел из музучилища и поступил в МГУ на факультет журналистики.
На первом курсе я начал играть в группе, которая называлась «Путники». Репетировали мы еще не на журфаке, а в Всполном переулке, рядом с домом Берии – на последнем этаже дома, который стоял напротив. Я играл на бас-гитаре, а на гитаре – Виссарион Меркулов, внук того самого Завенягина и того самого Меркулова.
В «Путниках» были еще Дарик Щукин и Володя Хлебников. Дарик Щукин был очень интересный человек. У него очень хороший был голос. Мы вместе с ним учились в Гнесинском училище. Потом он работал в кабаке, женился, жил где-то на площади Коммуны, но его дальнейшая судьба мне неизвестна… Володя Хлебников учился на химическом факультете МГУ, он – очень талантливый человек и в последствии стал кандидатом наук.
Но нам все время не везло с барабанщиками. То у нас был Володя Чугреев, то Володя Дудко, то кто-то еще.
Первый раз мы выступили в 1969 году в Белых Столбах, что по Павелецкой дороге, в клубе кирпичного завода. Потом нас заприметил один деловой человек, который работал в МИДе, и сделал нам ангажемент в Щелково, где мы играли на танцах. Это было, конечно, здорово. И, надо сказать, что нас там до сих пор помнят. «Путники» исполняли песни только на русском языке. Мы играли, например, «Birthday» с такими словами:
«День рожденья! Невзгоды отбросьте!
День рожденья! Ждем вас в гости!
Ждем с нетерпеньем! День рожденья!..»
А «Второе Дыхание» оформилось уже на факультете журналистики в 1970 году. В августе 1970 года, когда «Путники» собрались после летних каникул, я предложил: «Ребята, надо менять направление, потому что сейчас уже в моде Хендрикс и Клэптон». Но ребята со мной не согласились, предпочтя битловское направление. Может быть, это было правильно, а, может быть, и нет. Не мне судить. Но в итоге «Путники» распались.
Мы с Меркуловым перебрались на факультет журналистики, получили там базу, но у нас опять возникла проблема с барабанщиком. Мы попытались наладить контакт с Борей Багрычевым, но Боря Багрычев тогда был очень крутой. Он был очень «гнесинский» мальчик, знал себе цену и держался очень уверенно.
Тогда мой однокурсник Сергей Грызунов, который при Ельцине был министром печати, привел на факультет журналистики своего приятеля-барабанщика Максима Капитановского. А Максим привел за собой бас-гитариста Колю Ширяева – они познакомились где-то в военкомате. Коля был очень талантливый – я не могу сказать «гениальный», потому что «гениальный» – это очень ответственное слово, но он был феноменальный человек.
До появления Коли Ширяева, на басу играл я. Но когда он пришел в группу, мне пришлось взять в руки соло-гитару и за месяц выучить все гитарные партии. Сначала мы репетировали в телевизионной студии на втором этаже факультета. А потом нам дали комнату на самом верху, где потом располагался комитет комсомола. Вот там мы и гремели.
Была у нас на журфаке такая преподавательница русского языка Аникина, ее назначили нашим куратором, она приходила к нам, высказывала разные пожелания по репертуару, советовала, что исполнять. Например, она посоветовала, чтобы мы спели на русском языке «Сквозь волнистые туманы пробирается Луна, над печальными полями льет печальный свет она…» Хорошая песня, мы ее очень здорово тогда сделали! Но первое время мы выступали под названием «Путники». И только потом появилось название «Второе Дыхание».
У нас с Максимом часто возникает спор о том, кто придумал название «Второе Дыхание». Но мы-то с ним вдвоем знаем, кто его придумал! В кулуарных разговорах он это приписывает себе. Ну да Бог ему судья! А название придумалось так: мы поехали на картошку, и тут приходит известие, что умер Хендрикс, а следом – Дженис Джоплин. Мы на картошке все это обсуждали, потому что с нами были ребята, которым тоже нравилась рок-музыка.
И я решил, что нам надо как-то продолжать то дело, которое начали Хендрикс и Джоплин. И когда мы вернулись с картошки, то мы с Максимом решили, что мы теперь будем называться «Второе Дыхание». Я помню, что мы с ним разговаривали об этом, стоя на первом этаже журфака под парадной лестницей. Потом случилось так, что Меркулов сорвал нам несколько выступлений. Он уехал на рыбалку, а нам нужно было выступать. В итоге мы отчислили его из группы.
Дальше события развивались бурно и драматично. После Аникиной нас стала курировать Галя Скоробогатова, которая тогда была председателем Комитета комсомола. Потом она стала редактором «Кинопанорамы». У Гали с Максимом был роман, поэтому Максим, который учился на юридическом факультете, хотел перевестись на журналистику. Но ему грозила армия. Он работал за бронь в Радиотехническом института АН.
Галя попросила: «Игорь, вы должны обязательно выступить на Дне журналиста, потому что Максиму нужно переводиться, а вы – наша факультетская группа…» – «Галя, но нам играть нечего! – ответил я. – Мы целое лето репетировали программу, состоявшую из песен Джимми Хендрикса, а русскоязычный репертуар позабросили». – «Ну, сыграйте что-нибудь инструментальное», – посоветовала она. И мы решили сыграть «Моби Дик» – это «цеппелиновская» композиция, в которой есть соло барабанов, – чтобы Максим мог предъявить себя в самом выгодном свете.
И вот настал День журналиста. Сначала все шло хорошо. Открылся занавес, мы врубили «Моби Дик», но едва началось соло барабанов, как на сцену выскочила Марина Ивановна Алексеева, замдекана, дала команду отключить ток и схватила Максима за руку, пытаясь вырвать у него барабанные палочки…
В ту же ночь радиостанция «Голос Америки» передала о скандале на факультете журналистики. В общем, этому делу придали политическую окраску. И вроде бы это – моя политическая диверсия. А у меня тогда было два «хвоста». И Засурский объявил мне: «Всё! Я тебя исключаю! Ты не достоин звания советского студента!» И лишь благодаря моим родителям мне удалось уйти оттуда «по состоянию здоровья». То есть отчислили меня не по статье, а по болезни. И это, кстати, мне дало потом возможность восстановиться.
После «Второго Дыхания» рок-групп на журфаке больше не было. Факультет журналистики предпочитал не политизироваться. Поэтому самое лучшее, что там было, это – студенческий театр. А рока не было, потому что это было напрямую связано с политикой. Я вообще не люблю журналистов политического направления, потому что от них всегда можно ожидать подвоха. Это, конечно, профессия не простая. Но не будем о журналистике, а Максим ушел в армию. Он служил на советско-китайской границе. Тогда мы с Колей пошли работать к певице Тамаре Миансаровой.
Тамара Георгиевна – великолепная женщина. Во-первых, она отлично знала и джаз, и рок-н-ролл, и была очень тонким, спокойным человеком. Во-вторых, она – первая советская певица, ставшая лауреатом фестиваля в Сопоте с песней «Пусть всегда будет Солнце».
Мы с ней проработали полгода. Первая поездка у нас была в Горький, потом – в Омск, потом мы проехали всю Волгу, от Набережных Челнов до Волгограда. Весь курортный сезон мы провели, выступая в Сочи. А завершили работу в Ленинграде. Но как бы с ней ни было хорошо, мы решили от нее уйти, потому что одно дело – быть аккомпанирующим составом, и совсем другое дело – играть свою музыку.
Осенью 1972 года мы с Колей устроились работать в ресторан «Архангельское» и ждали возвращения Максима из армии. Туда часто заглядывали хоккеисты, потому что у них там недалеко была тренировочная база, и мы близко знали Харламова и Рагулина, Михайлова и Петрова. Они постоянно бывали за рубежом и музыка, которую мы с Колей любили, не казалась им чуждой. Ведь не спроста это была легендарная, эпохальная сборная. Потому что все они были личностями!
У нас в школе был учитель английского языка, который до этого работал в Сокольниках, и в его классе учились Старшинов и братья Майоровы, и он рассказывал, что они были круглыми отличниками. Это были не просто ребята, которые гоняли шайбу ботинком, это были интеллектуалы, которые занимались хоккеем, используя весь интеллектуальный запас современности. Поэтому у них и хоккей был, как… балет. Именно туда, в «Архангельское» приехали американцы и пригласили нас выступить в американском посольстве на День Благодарения.
Мы выступили. Шикарная обстановка, пей, что хочешь, везде лежит «Мальборо» – бери и кури, сколько хочешь. А еще они денег заплатили. Много! За одно выступление – много денег! А еще они дали нам на целый день машину – покататься! Настоящий джип! Ну, разумеется, с водителем.
Выступив в американском посольстве, мы отправились в Дом архитектора, где играл Стас Намин с Алексеем Козловым. Саша Лосев пел песни из репертуара Blood, Sweat & Tears и Chicago. Там мы познакомились с Козловым, который вскоре пригласил нас с Колей в ДК «Москворечье», где репетировал его ансамбль «Арсенал». Кстати, название ансамбля «Арсенал» придумала моя бывшая жена Света Барабаш, покойная ныне. Сам Леша хотел назвать свою группу «Наутилус»: вроде как группа плавает в подводном мире, а он – ее Капитан Немо…
Для Специального Радио
Май 2008
