Однажды Джоанна на улице Горького устроила рекламную акцию в честь какого-то своего продукта. Был банкет – торжественный, хлебосольный, очень весёлый. В Москве в то время всё это было в диковинку. Стингрей была первым таким светским персонажем в этом шествии первых светских советских персонажей. В то время никто ею не пренебрегал. На одной из таких презентаций, это была презентация винила Думаю До Понедельника, вообще пришёл Вознесенский.
Был дуплет – сначала мы выступили, потом Цой. Это было на самой заре всей этой деятельности, и после концерта я стал спрашивать Цоя про его, ленинградского производства, двенадцатриструнку, на которой почему-то было всего 9 струн – я поинтересовался, куда делись три струны. Он посмотрел на меня, и, ничего не ответив, величественно удалился.
С Цоем мы познакомились у Гены Зайцева, когда они с Рыбой принесли ему первый альбом слушать. Заслуг перед рок-н-роллом в то время у них ещё не было, и Гена, член совета рок-клуба весьма скептически к ним отнёсся. В тот день он был под впечатлением от привезённого из Уфы нового альбома Шевчука «Не стреляй», а тут пришли два красавца и поставили ему про дерево. Разумеется, Гена не мог не заметить контраста: с одной стороны красивые тексты, нормальное пение, а с другой – предсмертный рёв загнанного марала. Разумеется, однорукому нравилось больше ДДТ, поэтому впоследствии он стал директором Шевчука. Цоя сразу шибко полюбил Тимур Новиков, и я часто стал встречать Виктора у Тимура – его приводил Гурьянов.
Акция возымела успех. Нас вызвали в Комитет культуры города и предложили продолжить диалог. Но уже на официальной основе. Переговоры вылились в регулярные выставки, на которых мы вешали довольно смелые работы. Скандал случился вокруг моих полотен «Леннон в Горках» и «Леннон и дети», наши власти сочли их уж больно вольнодумными. А начался скандал с того, что какой-то студент университета ворвался прямо на лекцию в аудиторию и закричал: «Вот выт тут сидите, х…й занимаетесь, а в ДК Кирова такие картины показывают – отвал башки! Надо бежать смотреть!». После чего весь курс дружно сорвался и уехал на нашу выставку. Естественно, преподаватели написали на нас жалобу.
Когда я восстановился в университете после службы, то пошел в велосипедную секцию. И однажды, возвращаясь с тренировки, встретил старого школьного знакомого Бориса Гребенщикова.
— Заходи, послушай, мы здесь репетируем, — пригласил Борис.
Выяснилось, что они репетируют в том же здании юридического факультета, где я тренирую ноги для велика. После ударных занятий спортом я частенько забегал в актовый зал, чтоб послушать первый состав «Аквариума». Сева Гаккель пилил на виолончели, на флейте играл Дюша Романов, на ударных — Джордж Гуницкий, бас-гитаристом был Михаил «Фан» Васильев, а на переднем плане от счастья светился Борис с гитарой наперевес. Пару раз я ходил на их тогдашние выступления, но если честно, не был впечатлен. Мне запомнилась только борода Бориса, покрашенная для концерта в зеленый цвет.
Когда настало время XII-го Всемирного фестиваля молодёжи и студентов, в Москву приехали, кроме прочих, рок-группы, зарубежные: Bob Dylan в качестве всемирного же борца за мир, по непроверенным слухам была тайная встреча с «Pink Floyd», на которой кто побывал ли – неведомо, были никому тогда почти неизвестные «Everything But The Girl». Мы играли второе отделение после них в гостинице «Космос». В «Космосе» играть с «Everything But the Girl” на разогреве… Видеть Дилана и «Пудис»… Группа «Цветы»! Лимонад «Марли»! Леонтьев, поющий «Голубое Турецкое рондо» Моцарта.
И Шаляпин и Вертинский выражают пренебрежение к Лещенко, но с какой разницей! Видно, что Вертинского Лещенко очень сильно раздражает. Несмотря на незатейливость его «глупых песенок», в 30-ые годы они, пожалуй, стали популярнее грустных песенок Вертинского. И внезапное решение Вертинского покинуть Европу, с которой был связан самый лучший период его эмигрантской жизни, возможно, связано именно с этим раздражением. В 1933-ем Вертинский отправился покорять Америку, там ему не понравилось, однако, он и не думает возвращаться обратно и едет в Китай. Почему же всё-таки Вертинский разменял Париж на Шанхай?
Это было абсолютно волшебно – возиться с портативной многоканалкой! Огромную работу музыканты провели у Гурьянова. Они записывали на одну дорожку драммашину, на вторую бас, на третью электрогитару. Сводили результат на четвёртую дорожку. Затем Цой пел голос два раза, на две дорожки; дабл-трек сводили на третью. Потом Каспарян затирал одиночные голоса двумя гитарами. Это уже была практически готовая запись. Мне было нужно было просто свести это грамотно: развести по панораме и фронтальным планам, наложить поверх голос Цоя или клавишные Андрея Сигле, либо гитару Каспаряна. Суммарно ребята проработали над записью «Группы Крови» больше часов, чем над любым другим из своих альбомов. Потому что впервые в их жизни студия, пусть даже и совсем портативная, надолго оказалась в их собственных руках.
Потом решили посмотреть на Гаркушу. Незадолго до этого мы видели фильм (то ли «Взломщик», то ли «Рок»), где показывалось, как он работает механиком в кинотеатре. Кинотеатр этот оказался прямо напротив Сайгона, мы вошли, спросили Гаркушу, и вахтёр, не дослушав, ткнул пальцем куда-то вверх. Наверху мы постучались в кинобудку, Олег вышел, встретил нас приветливо, ответил, что не знает, как вписаться на ПОП-МЕХ и глянул как-то так… Очень многие неформалы страны тогда посмотрели этот фильм и почти все они ездили в Питер… Интересно, как он сам его крутил из своей будки – что-то оккультное в этом есть.
У меня есть некая система ценностей по жизни и такие явления эстетики как кино, литература, публицистика, литература движут меня по тому направлению, которое у меня есть. Это мой вектор. И когда я смотрю хороший фильм, то понимаю, что он добавил что-то в плане моей эволюции, моего развития, поддержал меня каким-то полезным опытом. Когда же я слушаю «Звуки Му», я не получаю оттуда никакой информации, а та информация, что от них до меня долетает, носит для меня негативный характер, она не вписывается в ту систему «хорошо и плохо», в которой я существую.
Спустя несколько секунд дверь отворилась, и скромный мальчик внес в номер мой чемодан. Он весь был оклеен какими-то бирочками: Гонконг, Сингапур, Нарита, LED… я попытался представить себе его путь, открыл чемодан. «Спотыкач» откупорился и залил сладкой жижей все предметы, находившиеся там: брюки, рубашки, пиджак, футболки – всё было липкое и пахло дрожжами. Лишь только плёнка «Кино» была завёрнута в два пакета и совсем не пострадала.
Спустя неделю, после гибели Виктора, меня навестили ребята из группы Кино. Они поставили себе задачу собрать, по возможности, все старые записи, чтобы их… уничтожить. Ребята понимали, что на волне трагических событий многие захотят погреть руки на неликвидных материалах, признанных таковыми самим автором. Был у меня такой материал. Правда, те песни, которые подвисли у меня на полке, были вполне юзабельны, по сравнению со многими другими неликвидами, разбросанными по домам «квартирников», неизменно пишущих и тиражирующих всех, кто у них выступал. Наверное, этот факт и привел Каспаряна с Тихомировым ко мне. Они понимали, что на выпуск посмертных материалов, мои записи у пиратов значатся в списке, как номер один.
И вот, допела Джоанна свою песню на английском языке, и Вишня позвал её в микрофон заслушать результат. Девушка скинула уши и рванула дверь в микрофонную на себя, а открывалась она вообще наружу… в общем, заклинило дверь. Я то сидел на кухне, и вот слышу крики, типа “шортова двер, я немагу открыт двер”. Явился на подмогу, тык-мык… никак. И тогда Лёшка разбежался и в сердцах двинул злополучную дверь своим мощным плечом. Она слетела с петель, погребла под себя американскую диву, а поверх всего этого – Вишня на двери лежит, Джоанна из-под двери благим матом орёт “yourbanny potap”…. Весело, в общем записи у него проходили…
В свое время Джоанна Стингрей нанесла громадный вред нашему року. Она много всякого подвала тогда вывезла на запад. Там смотрели: “Что за обезьяны держат в руках гитары?” Ведь в те годы были коллективы, которые умели играть хорошо, было что показывать. А туда поехала вся эта волна говна. И после этого ни Америка, ни Европа не воспринимают нас нормально. Не нужна им эта Россия.
А в Ленинграде находился Межсоюзный дом самодеятельного творчества всего Северо-запада. Владимир Ильич Ленин говорил, что есть партия, и есть народ. Но ремни, которые вращение, идущее от партии, передают народу, это – профсоюзы. Поэтому профсоюзы и должны готовить этих самых работников культуры – что и делалось. Ведь на самом деле жизнь в селах до сих пор держится на клубах и домах культуры, а не на церквях, и ею руководили культпросветработники, и были культпросветучилища, в которых этих работников готовили. Это была его идея. Он не придумывал никакого министерства культуры, зато он придумал культпросветработу. Эта система была построена по личному указу Владимира Ильича, ее никто не пробовал сломать, даже Иосиф Виссарионович Сталин. Так этот рудимент сохранился до наших дней, причем со всеми своими кайфами, то есть с отделом литовок, который разрешал самодеятельный репертуар к всенародному исполнению. Прикиньте! Это было место со своей цензурой! И я понял, что это то место, которое нам нужно…
Поскольку рок в 80-е был очень моден и собирал стадионы, эстрадники быстро понадевали кожаные куртки, сели на модные мотоциклы и взяли в руки электрогитары. Пугачева, помниться, тоже затусовалась с поп-«рокерами» – Виктором Зинчуком и Владимиром Кузьминым, а позднее – с Гариком Сукачёвым, «Серьгой»-Галаниным, Скляром. и другими мегазвездами русского рока. И вот, что удивительно: рокеры эти уже престарелые дядьки, а Алла – всё такая же молодая…