Нет, первыми были как раз Градский и Турков. Они крепко дружили и много времени проводили, дурачась, в Мишиной квартире, который жил в том же доме на Кутузовском проспекте, где потом жил Брежнев.

Я помню, как однажды они стали гитары друг другу о головы разбивать. Но не потому, что они испытывали какие-то агрессивные чувства, просто им было интересно, у кого голова крепче. Турков кричал: «Саша, стукни так, чтобы у меня кровь пошла!» И Саша со всего маха бил его по голове гитарой! Тот ему – в ответ. И так они дубасили друг друга, пока не разбили гитары вдребезги. А вот недавно я узнал, что Миша Турков умер, и наш барабанщик Слава Донцов умер, так что из той команды остались только я да Градский…

Вскоре Валерий получает добро на запись своей второй большой пластинки. Однако, негласный договор между ними включал в себя еще одно условие – теперь Ободзинский мог работать только с вполне определенными авторами. Вера Дербенева (вдова поэта-песенника Леонида Дербенева) в книге «Леонид Дербенев: между прошлым и будущим» впоследствии рассказывала, как к ним пришел Валерий Ободзинский и сказал, что «ему предложили записать пластинку-гигант маститые композиторы, то есть члены Союза композиторов, которые, к сожалению, не хотят, чтобы стихи к песням писал Дербенев – у них свои авторы».

Там еще какой-то бунт против Слободкина был… Что он груб бывает с музыкантами, не дает нам песни петь. Глупо это все, конечно, было. Ведь Слободкин нам, в конце концов, давал деньги. Главное было не то, какие мы великие артисты, а то, что у нас был замечательный Слободкин. А администратор он был просто супер! Я видел его в работе. Как-то пришел к нему домой, что-то там ему показать, а он звонил по межгороду в разные места. Как он с ними разговаривал? Это что-то. Было четко и конкретно. Он свои условия навязывал очень жестко. По размещению артистов, по транспорту, по количеству концертов.