Мини-фестиваль “Диверсии в Чекасина” посвященный 70-летию легендарного музыканта. В прошлом году сам Владимир Николаевич появился в Москве после восьмилетнего перерыва с новыми идеями и проектами, а сегодня мы готовим мини-фестиваль посвященный юбилею маэстро. Идея состоит в том, чтобы отдать дань подлинному мастеру синтетического действа и оперативной композиции, и в эти два февральских будних дня собрать […]

Скоро будет издан вокальный альбом «Голоса» проекта «Шепот», в котором сейчас два участника: Анна Чекасина и Анатолий Рясов. Там все сделано голосами, то есть в качестве музыкальных инструментов работают исключительно голоса, звуки произнесенные с помощью рта и гортани. Нам были интересно работать с разными эффектами, но уже во время сведения записанного материала. Анатолий сам является звукорежиссером и это слышно на его композициях, где есть очень интересные эффекты, но в большинстве случаев это просто натуральные голоса.

Курехин – тот просто напрямую был связан со всеми основными джазистами: и музыкантами и корифеями. Его двоюродный брат, Артем Блох, будучи пианистом по образованию, переиграл с несчетным количеством джазовых исполнителей того времени. А сколько музыкантов ленинградскому року дал только один ансамбль Голощекина! Даже в среде питерских музыкальных теоретиков все так или иначе были одновременно связаны и с ленинградским роком и с джазом. Понятно, что представители обоих направлений использовали друг-друга на разных этапах, поскольку задачи у них были разными, но взаимопроникновение было сильным, хотя об этом почти не упоминается.

Те эксперименты, которые ставились в доперестроечных мастерских, и то, что сейчас принято считать московским авангардом, трудно даже сравнить. Музыка переходной поры была совершенно особенной, основывалась на спонтанном синкретизме, а сегодня авангард, все-таки, уже разложен весь по полочкам: вот это шоу, вот это этническое заигрывание с просвещенным обывателем, а это попытка прибиться куда-то к академическим музыкантам, ну а это мультимедийное искусство и соответствующие гонорары за музыку к театральным постановкам и фильмам – все это понятно. А то искусство было настоящим прорывом, потому что оно представляло собой поиск вслепую, оно создавалось «ни для чего, и ни для кого», оно было бескорыстным, – это была программа, создателей которой интересовала сама среда: немножко ошарашивающий, не совсем понятный, но страшно привлекательный мир свободного искусства и ничем не ограниченного творчества.

Бывало и так: открывается занавес – люди, одетые в черное, в черных очках выкатывают на сцену, именуемую “черный кабинет”, огромный черный концертный Stainway и уходят. Гаснет свет, рояль широким лучом “берет” пушка, и наступает тишина. Минута проходит, другая, зал начинает недовольно шебуршать. И вдруг… крышка рояля открывается, из него появляется Курехин в джинсовом костюме с вышитым на спине разноцветными камнями словом Capitan. Фиксирует крышку и начинает извлекать волшебные звуки прямо из чрева рояля. Начинает с верхнего регистра, бьет молоточком по металлической раме, изредка задевая струны возле колков – в том месте, где струны вообще не должны звучать.

Когда на следующий день после инцидента Владимир Резицкий был вызван на ковер в Обком КПСС, власти предержащие поинтересовались у него подтекстом перформанса: “Человек на сцене застрял в красном рояле, просит его спасти, его оттуда за ноги тянут потянут, а вытянуть не могут! Что вы себе позволяете?! Думаете мы не понимаем, на что они намекают?!” На что Владимир Петрович не стал оправдываться, пожал плечами и многозначительно прокомментировал: “Москва… Перестройка…”

С другой стороны, в России уже давно накоплен богатый опыт по проведению всевозможных международных фестивалей, конференций, семинаров и прочих форумов. Хотелось бы эффективно применить этот опыт в сфере все той же электроники. Общение и сотрудничество с коллегами из-за рубежа, контакт между ветеранами и молодежью, продуктивный обмен идеями, смотр технических новинок и достижений – все это могло бы способствовать творческому росту наших музыкантов и превращению российской электроники – в частности, и экспериментальной музыки – в целом, – в самостоятельный, интересный и, главное, влиятельный компонент мирового аудиопространства.

Процесс интеграции российских музыкантов в мировое музсообщество пока продолжается. Конечно, за границей русских все еще опасаются. Имеет место определенная инерция и нежелание конкурировать на равных. С другой стороны, отечественным музыкантам, занимающимся современной музыкой, наверное, не стоит замыкаться на своей самости и вариться в собственном соку. Гораздо интереснее вступать во взаимодействие на разных уровнях с коллегами из-за рубежа, пытаться находить с ними общий язык, укрепляя тем самым международный авторитет русской музыкальной сцены.

Некоторые апокрифические рассказы уводят историю новой импровизационной музыки в России в 60-е годы. Еще до начала собственных выступлений на сцене я услышал от Бориса Лабковского, весьма разностороннего ровесника, что якобы существовал в Москве некий музыкант Виктор Лукин, который такую свободно-импровизационную музыку придумал и реализовывал придуманное на практике. Впоследствии барабанщик Михаил Жуков, в 1982 впервые выведший меня на сцену, подтвердил эти апокрифические байки: он самолично играл в ансамбле Виктора Лукина во время своей воинской службы в оркестре Московского Почетного Караула (откуда, по его словам, он знает, кстати, валторниста Аркадия Шилклопера).

Тогда, на репетиции в таганском буфете, под грохот салюта Дня победы, под леденящие сердце причитания немолодых женщин, меня постигло вдруг ощущение кристальной ясности того, что Заратустра Фридриха Ницше называл Вечным Возвращением. Я вспомнил вдруг и умиравшего от саркомы сердца Курехина, и уже умершего Кейджа, и Шнитке, и все безмолвные удачные и неудачные трагические попытки высказаться, продлить свое существование, преодолеть свою временность, конечность, смертность. Возвращение в неумолимое вращение времен года, превращение молодости в старость, в перспективу, откуда единичность становится не видна, не различима и не столь уж важна…

АГ: Ты можешь себя представить в качестве владельца самолета?

Курехин: Конечно. Вполне. Скорее даже не самолета, а целой эскадрильи, раскидывающей пластинки.

АГ: Но до того, как ты станешь летчиком, ты собираешься стать продюсером?

Курехин: Да. Но это закономерно. Сначала я начинаю выпускать пластинки, а потом автоматически перехожу к летчику. Летчик от музыканта практически ничем не отличается, просто все зависит от количества градаций.