Ещё было мероприятие – двухлетие московской рок-лаборатории, и мы решили устроить по сему поводу выезд в подмосковный лагерь Искорка. Я нашел парня, с которым общался по музыке, он работал в секретном НИИ на проспекте Мира, и говорю ему, давай – у вас есть ведомственный пионерлагерь, дети уехали, и мы там побудем. Подписали договор и отправились туда на двух больших Икарусах. Вот там была песня. Петр Николаевич тогда женился как раз, они с Ольгой, женой его, официально за ручку ходили по территории. В остальном же там было полное бесчинство – ураган такой, что нам потом счет выставили за ремонт 500 или 600 рублей – по тем временам огромные деньги. И мне ещё пришлось в этом НИИ концерт устроить бесплатный – три группы отыграло хэви метал, у них ведомственный зал в Москве, там выступали Шах, Тяжелый день и Черный обелиск.
Пришлось это организовать, чтобы отдать долги, потому что там лагерь был только после ремонта, такой розовенький, а наша рок-элита там все стены исписала – SAXON, DEEP PURPLE, РОК НЕ УБЬЕШЬ. Пришел директор коммунист, бывший партизан, говорит – а хотите, мы вам можем вечером культурную программу организовать, фильм про разведчиков с киножурналом перед ним? Я говорю – ничего не надо, а экран лучше вообще закройте шторой, я как бывший киношник, говорю, не могу, если экран пострадает. Защищал экран как мог. Там же всем подряд кидались – и тортами, и едой, в общем как обычно. Всех Коррозия металла заводила. Обломили у рояля ножки, Паук только заехал, зашел в коридор, говорит – что это за предмет – я говорю, это галошница, понимаешь, пионеры приходят с улицы, они туда ставят галоши. И Паук сразу окно отрывает и эту галошницу со второго этажа. Ну естественно, она же в СССР сделана, галошница – в дребезги. Было очень тяжело.
Но произошло и одно хорошее событие – мне прислали свердловские знакомые группу одну, мы её даже не слушали до того, у меня только с собой катушка была. Это был Водопад имени Вахтанга Кикабидзе, Панк-съезд. Я привез с собой магнитофон, и все эти дни у нас была дискотека под эту катушку, потому что группы все напились и играть, понятно, не могли, и мы все два для слушали этот панк-съезд, все танцевали под них, включая металлистов, пели эти песни. Это был хит номер один. Все себе записали этот альбом в Колоколе и все потом его дома слушали.
Я после этого пионерлагеря написал Водопадам, что они – самая популярная группа в СССР, никакие не хэви метал, а это вы – самые что ни на есть популярные. Их песня Жидкий стул играла день и ночь.
Но при всём этом ужасе, который там происходил, старый партизан, директор лагеря, остался доволен, потому что он по результатам заезда наших рок-звёзд подогнал пятитонный грузовик, с горкой и загрузил его пустыми бутылками, накрыв брезентом, и вывез их, а это тогда была очень ценная валюта. У меня всегда было так: если кто-то разобьёт бутылку – штраф, потому что даже в ДК Горбунова после концерта – два мешка пустых бутылок стабильно получалось в конце дня, а это была дополнительная оплата бабушкам, которые в гардеробе, на дверях, и которые любят группу Крематорий, которые говорят, что название группы гавно, а поют обалденно – музыка что надо. И те два мешка они сами каждый раз сдавали.
По судам я ходил, когда кого-то из групп ловили. То Чудо-Юдо поймают, то еще кого-то. С Чудо-Юдом суд был – это вообще полный атас, там пришли все – Костыль, Мамонт, Хэнк, бабу какую-то беременную привели. Умора.
Питерских деятелей музыкальных я и до всех рок-клубов знал, потому что записями обменивались, тот же Фирсов всё время приезжал. Фирсова я, кстати, провел на то знаменитое прослушивание в московскую рок-лабораторию, он там был единственный из Питера человек, туда очень сложно было попасть, я его вписал то ли к Шумову, то ли ещё к кому. Сам же я не был только в 83 году на питерском фестивале – в Питер приехать не смог из-за чего-то, а так мы всегда – и я, и Ольга Николаевна Опрятная, и супруга моя, и дочь – мы всегда туда приезжали, и когда ещё питерцы в рок-клубе сидели, и потом, когда клуб переехал в ЛДМ, там они уже большие концерты стали проводить. Один год они в Невский перешли, это 86й год был.
В 85м Алиса выстрелила, тогда их никто не знал кроме меня. Я с Кинчевым познакомился случайно – Коля Михайлов приехал в Москву, звонит – хочу встретиться, я гостях у супер-парня, он в группе играет и поет. Я приехал в это Орехово-Какосово, в тьмутаракань, а этот супер-парень лежит пьяный в ванне. В квартире один стол, за которым восемь человек квасят, при этом один из них всё время повторял: Господа! Если мы сейчас не возьмем бухло, потом БУДЕТ ПОЗДНО!! Я говорю – а где этот парень-то, Коля говорит – в ванной. Коля Михайлов тогда, как оказалось, приехал к Косте домой и привез запись Нервная ночь группы СТИЛЬ, которая потом стала называться ДОКТОР КИНЧЕВ и СТИЛЬ, на той записи были Доктор Франкенштейн, Соковыжиматель. Кинчев потом вылез из ванны, говорит мне – ты только не говори этим, которые там пьют про эту запись, потому что я ещё в какой-то группе играю типа Парк Отдыха. Я тогда запись эту забрал, а потом уже с Кинчевым ближе познакомился. А в 85м на фестивале они ломанули офигенно, супер сыграли.
То, как они играли в 85м, мне больше понравилось, чем, когда в 86м уже эти флаги у них появились, Павел Корчагин!, Вперед!, Коммунизм! – это уже мне меньше нравилось. Потом я услышал Энергию у Васильева – он её переписывал. Я у Васильева тусовался, и эта запись на меня большое впечатление произвела. Саму запись и сведение Энергии делали в Питере у Тропилло, а Игорь Васильев получил копию Энергии на 38 скорости для распространения через Москву. Васильев записал много знаменитых альбомов, в том числе ДДТ «ВРЕМЯ», Николая Коперника, ДК и другие.
С питерскими я был знаком не только с музыкантами, ещё с художниками нонконформистами тусовался. Раз питерские выставку организовали, тоже поехал на неё, и, несмотря на то, что там никого не громили, но всё же было стрёмно, хотя и гопников не присылали, менты тоже были нормальные. А вот что мне не понравилось – это концерт на Зимнем стадионе – там звук не очень был, но они к масштабу шли. Коля Михайлов хотел, чтобы масштаб был, вот там, конечно, бардак сильный был, когда воду начали лить на пол, потому что там пожарники что-то стали возбухать про пожар возможный.
Гражданская оборона, когда на больших площадках выступала, мне не нравилось, им надо более камерное помещение было для того, чтобы это всё звучало. Но, самую лучшую их запись Фирсов, кончено, сделал – вот это моя самая любимая их кассета – Русское поле эксперимента, акустическая запись – это просто шедевр, я считаю. Я её всё время слушаю – до чего же Фирсов классно её записал, Егор там как живой прям. Гр.Об. и до сих пор моя любимая группа.
Вначале про Гражданскую оборону никто не знал и понятия о ней не имел. У меня был друг один, в Киеве жил – Женя Бурый, он ко мне приезжал, я ему записи давал, он был меломан-любитель. И вот он однажды приезжает, пожил у меня пару дней, и оставляет катушки, говорит мне дали оригиналы записи группы, я говорю – что за группа, он говорит – вот, Гражданская оборона, я говорю – кто тебе дал?, он говорит, что в Киеве у них там был чувак какой-то, и когда Егор от дурки прятался, он ему сгрузил эти записи на какое-то время, и этот знакомый Бурому их и привез.
Я послушал, там был этот блок – Некрофилия, Мышеловка, Война, Армагеддон, и всё вот это записано на плёнке говёной Казанского завода, но само качество отличное было. Мы сразу, конечно, в Колокол поставили магнитофоны, где-то два или три дня это писали – сгоняли с оригиналов, всё очищали, и сейчас считается что это самая лучшая их запись. И мы начали Гражданскую оборону тиражировать. Я выяснил списки, названия альбомов, и Колокол начал это всё распространять. Месяца два проходит, и это стало номером один. Но самый пик был, когда СССР закончился, я уже был в Давай-давай, и там люди просто толпами шли покупать Гражданскую оборону.
Колокол был в простом подвале, сначала там записывали, ставили пару-тройку магнитофонов, больше не влезало, а всё остальное было роздано по операторам.
Ещё мы со студией Мастер познакомились, был такой Юра Севостьянов знаменитый, который придумал радио Шансон, и вообще русский шансон — это его выдумка. Они попсу писали, с Тропилло переписывались, и у них постоянный курьер был между Питером и Москвой, потому что Вишня тогда уже не мог мотаться туда-сюда, и они привозили оригиналы от Тропилло – Аквариум и всё, что он писал, перегоняли на 38ю и обратно отправляли. То есть у нас были самые сливки, потому что сами мы за всем не успевали. Магнитофоны на студии и дома всё время крутились, день и ночь, всё время всё тиражировалось.
Потом Павел Гусев, который главный редактор Московского комсомольца при всех властях, стал на нас наезжать, всякое гавно про нас писали Гаспарян и Шавырин. Я просто пошел к Гусеву, говорю – вы чё про нас такую фигню пишите, нас закроют. Потом они вроде на попятные пошли, но говорят – составьте нам хит-парад. 33 и 1/3 назывался этот хит-парад тогда в Московском комсомольце каждую субботу выходил, я и дал им топ 10 панка – Гражданская оборона , Хуй Забей – Не зассал, Янка – реальную картину им дал для хит-парада, и они рядом напечатали, что хит парад сделан на основании данных студии Колокол.
В понедельник прихожу в рок-лабораторию, не могу зайти – толпень людей стоит в телогрейках – специальные люди, которые ходили кассеты записывали, я еле пробился. А это они прочитали в Московском комсомольце – тираж 300 тысяч экземпляров, ну и все прибежали за кассетами – давайте Гражданскую оборону. Вот это был день! Мне, конечно, вставили там по полной, ну я-то чего – газета нарисовала – там адрес был, все координаты, вот и съехались к нам со всей Москвы и области. Менты, естественно, сразу появились, рядом Кремль, ГУМ. В нашем же доме на первом этаже было культурное учреждение, в Большой театр билеты продавали, а тут толпа – тётки кассирши зайти не могут, скандал. Веселый был понедельник.
В Рок-лаборатории лестница была на второй этаж, вся исписанная незамысловатым народным творчеством: АЛИСА, ДДТ, ДАЁШЬ РОК, и надо было периодически эту лестницу красить. В один из таких случаев позвали Макса Покровского, говорим – Макс, хочешь денег? – Хочу, говорит. Макс взял синей краски, самой говёной, которой заборы красят, и приступил к покраске. Мы сидим себе спокойно с Опрятной в кабинете, вдруг какая-то женщина влетает в белом плаще, и у неё весь бок в синей краске. Оказалось, что, когда Макс красил, он же творческий, он не может просто красить, вот он и решил покрасить женщину, которая мимо шла, а она оказалась какая-то важная шишка из Министерства культуры. Закончилось тем, что вместо того, чтобы Максу денег отдать, мы этой тетке потом два месяца плащ покупали, потому дефицит – плащ ещё достать надо было.
Снимали фильм Сдвиг рок-н-ролл – 1 с объединением Видеофильм Крупный план. Я с ними подписал контракт, они фильм снимали на фестивале в Горбунова, монтировал я его по ночам в Останкино с одним оператором дедом опытным, на Бетакамах ещё пленочных. Последним в том фильме было выступление Звуков Му обалденное, там, где Троицкий, где все – Саркисов, Жуков, Фагот, супер просто. Мне очень понравилось, как там была снята Матросская тишина – офигенно. Во время съёмок я выходил на улицу, специально выбирал чуваков с гребнями на башке, давал им билеты, сажал в первый ряд для антуража и просил их побесноваться для картинки. Вот так всё это было сделано.
После этого я в МИДЕ договорился уже в частном порядке, два чувака из МИДа на Зубовском, они работали в видеостудии, где потом ГКЧП заседало. У них были две классные переносные камеры. Они нам сняли ещё один фестиваль в 90м году, он назывался Сдвиг рок-н-ролл – 2 ЯГОДА-МАЛИНА. И эти же ребята из МИДа нам его и смонтировали. В той записи ценное было – это Макс Покровский с тремя песнями хорошими и группа Тупые – больше их вообще нигде не зафиксировали – очень мне эта группа нравилась. Дуня Смирнова – красавица, ваще обалденная тогда была, когда она приходила в рок-лабораторию, там все падали сразу. Высокая, красивая, даже не знаю, с кем её сравнить. Но Дуня то не главная там была, там Голубев был, он её любил, наверное, он с ней всё время почему-то приходил. Они издавали журнал, в котором я ничего не понимал, ну а концерты у них всегда были хорошие. Один из лучших концертов у них был, конечно, на том фестивале.
Раз мы подписали договор с Дворцом культуры Олимпийской деревни, там Тупые тоже выступали, но там случай неприятный произошел. У меня сетка с официальной афиши была, что в зале Олимпийской древни выступает целый ряд групп – Чёрный обелиск, Звуки Му, Манго-Манго, Тупые, Вежливый отказ, Алиби, Альянс, много, короче. Серия концертов была, мы с них ничего практически не зарабатывали, но зато пафос был. Потом мы атрибутику продавали, кассеты, катушки, хотя деньги Министерство культуры забирало. Главное – пафос был. И вот концерт вечерний – не Тупых – Тупые отыграли всё нормально, а тут Липницкий приезжает, говорит – Башлачев из окна выбросился.
Молитвин приехал, привез портрет Башлачева знаменитый, где с пальцем. Ну мы что – раму придумали, портрет вставили, гвоздики прицепили, рабочие всё это подняли – так красиво, все стоим, плачем. Должен был быть концерт ему посвящённый, в тот день как раз, людей ещё в зал не запустили. Тут приходит директор дворца, бывший какой-то майор, говорит, что тут не похороны – это снять, убрать, его рабочие всё сразу сняли. Я пошел к нему с Опрятной в кабинет – чуть на коленях не стояли у него, что вот это наш друг погиб, тот – нет, ни в какую. Звуки Му Сашку любили и уважали, Хотин взял и поставил этот портрет в черной рамке к органу. И тут директор пошел на принцип, сказал, что нам не заплатят, потом это улеглось, но осадок остался. А мы на следующий день в Питер поехали. Михайлов сказал, что будут похороны, но он тоже ошибся, и были не похороны, а просто концерт памяти. Собрались в рок-клубе на Рубинштейна 13, холод страшный, и в клубе том человек 20-30 всего. Место не пафосное. Я тогда сильно обломился, я после этого в Питер не мог 10 или 15 лет приехать – так на меня тогда эта история подействовала. Славка Бутусов вышел, сел на стул и спел Бриллиантовые дороги, все рыдают, он хрипит – тяжелый был момент. На сами похороны я не смог уже идти, вернулся домой.
Пафос был потом, когда Сережка Каменцев устроил памятный концерт Башлачёва в Лужниках, вот это было круто. К нам в лабораторию группа приехала из Скандинавии, я повез их на этот концерт – там пройти невозможно было, отцеплено было всё от метро до стадиона. На самом концерте были Цой, Кинчев, Гребень, до фига кого там было. Народа было просто море – мы еле до служебного входа добрались – у меня бумага была от Минкульта, чтобы иностранных гостей везде пропускать. И Скандинавы прибалдели от наблюдаемого – 14,5 тысяч стадион битком – они говорят – дай нам пластинки этого чувака, на которого столько собралось народу, я говорю, знаете, а у него нет никаких пластинок, у него ваще ничего нету, он только на квартирах играл. Они говорят – как это? Я им говорю – ни одной его песни ни разу – ни по радио, ни по телевизору не передали. Я его тогда только записал, но только через год я его пластинку через Мелодию пробил. А иностранцы врубится не могут во всё, что я им говорю. Они говорят – такое чувство что Мик Джаггер помер. Это иностранцы были ребята не такого класса группа, типа Металлики, но были очень удивлены. Спрашивают меня – тут все ваши известные музыканты выступают? И у него не было пластинок и эфиров? Как это? Ну вот так, говорю. Записал им кассеток Башлачева, но они там ничего конечно не поняли тоже, когда потом слушали их.
В Киеве у меня всегда друзья были, упоминавшийся выше Бурый, группа была такая Квартира 50, он в ней зависал одно время, всё записывал их. Приходит однажды в лабораторию письмо следующего содержания – давайте, приезжайте, в Киеве фестиваль, называется Мисс Рок, и сверху значок в виде сисек. Ну, думаю, хороший значок – сиськи. У нас из женских групп была Женская болезнь, и была Ритка Тимофеева, она играла в группе Комбо, офигенная гитаристка была, номер один, облегченную попсу играла, не сильно её любили, но мне она нравилась – очень уж она технично на гитаре играла, не так, конечно, как Женская болезнь, где все сума сходили, но нормально. И вот я с ними поехал в Киев, дочку взял с собой. Там Тимофеевой даже какой-то приз дали. А в другой раз опять приходит письмо из Киева в рок-лабораторию – мы хотим Звуки Му, хотим Нюанс, ещё что-то, много чего хотели. Я им говорю – вы билеты оплачиваете туда-обратно? – говорят да, и мы поехали. Этот фестиваль не очень нам понравился, потому что параллельно в этот момент в Киеве в их Дворце спорта был другой фестиваль, где играла Алиса и Телевизор. Весь Киев, конечно, туда ломанул, но зато я там в общаге местной познакомился с Шахриным из Чайфа. Я его давно знал, но не лично, а по записям – мне всё Матвеев (журналист такой был) привозил записи из Свердловска, и по фоткам я Шахрина знал. А тут иду по гостинице с дочерью – смотрю двери открыты, внутри сидят угрюмые люди и квасят пиво ящиками с воблой. Я пригляделся, говорю – это ты, Володя Шахрин? – Да, говорит, а ты кто? – А я Агеев Александр – А, ну заходи. Так мы и познакомились. Они, конечно, были борцы серьезные.
Но это был светлый момент, а отрицательным было то что сыграли мы где-то днём, довольно невнятно, и я сказал, что надо это дело как-то это закончить, сказал – поехали во Дворец на концерт Алисы и Телевизора. Приехали, зашли, и я смотрю – что-то ментов маловато, это был не мой концерт, я не стал беспокоится, лишь обратил внимание что в центре зала стоит пульт, огороженный хлипкими загородками. Я менту говорю – у вас верёвка есть? – свяжите хотя бы эту загородку, а то беда случится, на что пухлый мент мне сказал, что всё херня, и у них бед никогда не случается. Менты – им же главное, чтобы тихо было, а когда не тихо – они сразу ссут и разбегаются все. Я не стал тогда с ментом спорить, и по прошествии недолго времени моё пророчество начало сбываться. Телевизор-то ладно, он ещё в темноте всё сыграл, да и тексты у них были про Сталина какого-то, который нас раздавит – народу пофиг было на всю эту декламацию, но этим своим перестроечным речитативом они всех подогрели, и тут жахнула Алиса. Ну тут началось. Я-то знаю, я ходил на все их концерты – и на Шабаш, на все, я знал, что сейчас будет. Начались знамена и всё такое – понеслось, короче.
Менты то думали – сейчас мы свет включим, и все как тараканы притихнут. А там как все ломанулось, я дочку за загородку, и нам весь концерт пришлось это всё руками держать. Сразу начались матюгальники – концерт сейчас будет прекращен, сядьте на место, как обычно короче. Ну а Костя он тогда нормальный ещё был – неуправляемый, он сразу перешел на ядерный репертуар – Где крутит свои диски пулеметчик Ганс, Красное на чёрном, ну и ад случился. Потом мы в гримёрке отсиживались, потому что выйти невозможно было. Там уже лестницу ставили – собирались Кинчева забирать по лестнице из окна. Приехали мы в итоге в аэропорт Киева и долго ждали там самолёт, а на весь аэропорт всё время играл Ласковый май – так мне нравились их Белые розы! Мы их в Колоколе тоже много писали. У меня был оригинал – Разин лично его мне презентовал, мы это писали день и ночь. Вот это музыка! – сироты поют, это сильно.
Рок-артель я в первый раз увидел в Ленинграде, потом на Горбушке было много их концертов. Из Киева были Коллежский асессор, я их тоже писал, Работа Хо, Иванов Даун, всё это тоже через меня проходило. Очень много ходоков приезжало из Киева с сумками – вот это наши группы, пожалуйста, Киевский рок-клуб, а мы им наши отдавали записи.
Мы сначала-то не знали же, что так всё получится. Мы думали, что мы как жуки-дровосеки – подтачиваем большое дерево, а оно вдруг раз – и упало. Когда мы осознали уже, большая ответственность пришла – размеры бедствия мы испытали сильно. Не то, что испугались, но как-то приятно, что чего-то получилось, потому что отнять такие два жирных пирога – у фирмы Мелодия и Минкульта было задачей не из легких. Они же были монополистами на выпуск пластинок, и это всё делалось партизанскими ходами и методами. Ведь правительство эти группы и фамилии вообще на дух не переносило. Был список групп, которые запрещены – Секс пистолз – секс, Пинк флойд – секс, насилие, и так дальше. На стене у нас список такой висел. Но это ладно – иностранные, а когда они по своим начали дубасить, запрещать своих и выпускать только всякую ерунду и гадость, тогда пришлось вот эту альтернативную звукозапись организовать, а против этого они уже никак не смогли бороться. Потом сами пришли с поклонами к нам в 91 году – а чё у вас есть? – давайте мы тоже будем выпускать! Ну и Опрятная сильно, конечно, Министерство культуры подставила с тем, что она все ходы-выходы там знала, потому как сама оттуда была, и мы монополию на приглашение иностранцев отняли – раньше только Минкульт могли иностранные группы приглашать, а мы это начали вовсю сами делать. Потом Танкист понял эту лавочку, и давай, и давай шарашить. А Минкульт только ушами хлопал – смотри, а чего это они нашу монополию-то того? МИД даже уже вмешался. Опять же вывезли Цоя, Алису туда – паспорта Министерство культуры проштамповывало, но фактически каналы-то наши были. Ну, а когда это всё случилось, уже СССР распался, и мы тоже вместе с ним.
Журнал наш тоже сильно колыхнул ситуацию. Мы не самые первые стали подпольный журнал выпускать, мы самые первые выпустили его типографским способом. В типографии Красной звезды печатали это всё, я туда один раз с Марочкиным приехал – там все в погонах, стоять-штыки, всё серьезно. Там только Правду печатали и Известия, и тут мы приходим со своим роком.
Солидное мероприятие было на презентации журнала Сдвиг и презентация фильма Сдвиг – рок-н-ролл, это в Киноцентре было на Красной Пресне, там такой Леопольдович был, директор ВПТО Видеофильм, он там и по сей день сидит, хороший дядька, суперский чувак, сейчас он мультфильмы делает. А тогда он нам разрешил вот этот зал хороший с экраном в Киноцентре под мероприятие взять, и там же офис у него был. Они тоже участвовали – ВПТО Видеофильм. Народу собралось много, мы билеты выпустили пригласительные. Про журнал сразу сказали, что это фашистский журнал, потому что Жариков статью фашистскую написал, но это мы проигнорировали тогда. То есть очень хорошо презентация прошла, такое знаменитое событие было.
Все эти танцы в 70е – это в основном комсомольские работники устраивали. Были те, которые что-то понимали, а были и дубы. Я потом отошёл от этого, я всё-таки рок-музыкой занимался. В рок-лаборатории было около ста групп, у меня был список, мне их нужно было загрузить хоть какой-то работой, чтобы они хотя бы на каких-то билетах подрабатывали, потом мне нужно было постоянно ментов гасить, потому что менты бесчинствовали. Мне потом Министерство культуры дало телефон всё-таки, был какой-то Солнцев, главный мент Москвы, и вот его топтунам можно было звонить всегда – они всегда на дежурстве были. Там же как было – менты сами присылали гопников, люберов, чтобы они вместо них там рокеров гоняли.
Ну а я-то отвечал за увечья, аппаратуру, ну и мне приходилось звонить иногда. Но надо сказать что особых эксцессов не было, не так как сейчас – бардак страшнейший. Тогда всё нормально было – у меня дежурил только один милиционер – дядя Коля – небольшого роста метр сорок, горбушник. У нас с ним все было чётко. Мне в ментуре говорят – кого к вам прислать? – я говорю – только его. Если дядя Коля болел, я говорю – Вы чего – фестиваль придётся переносить – дядя Коля болеет! У него дубина была большая, ему специально выдали большую, чтобы над ним смеяться, и он один со всеми справлялся – никаких секьюрити. Секьюрити – это Ларин с Танкистом придумали потом. У нас был только дядя Коля. Его задача была выгнать всех из туалета чтобы там не распивали – пейте где хотите, но не в туалете, потому что бьют стекло там – пол каменный, и потом его задача была собрать пострадавших. У него был ключ от комнаты, он туда всех пострадавших сносил. Как он таскал этих любителей музыки – не понятно. Вечером, когда уже все ушли, он комнату открывал, свет зажигал и говорил мне – отбери своих. Я своих отбирал, а остальных он уже развозил по вытрезвителям.
На фестивалях я рано приезжал в клуб, директор клуба или замдиректора сутра строил всех дэкашных бабушек – бабушки стоят по линейке, подтянутые, и директор их наставляет – Сегодня фестиваль! Чтобы никаких не было! Ты на двери, ты туда, ты сюда. В ДК было 1442 места! Шесть мест для КГБ – но их там никогда не было, бабы какие-то сидели порой. Полный был порядок – ни убийств, ничего не было. Ну, только Шавырин писал с этим Гаспаряном, что какие-то в клубе шприцы нашли с трусами женскими, видимо это их трусы были. Какие там трусы! – там бабушки всё вычищали, там в зале ни одной бутылки, ни одного окурка никогда не было! В зале нельзя было пить, только на улице – выпил – прошёл обратно.
Если я иногородних видел – я их через служебнный вход проводил – покажи билет на электричку – во – проходи. А так – в кассу. В кассе кто сидит? – Ольга Жигарева – директор Крематория – вот это серьёзно было. У нее кликуха была – Я Директор Крематория.
У Жарикова сейчас период тотального отрицания, а тогда фактически все альбомы ДК он мне приносил, он писал на такие маленькие кассетки, и оформлял их. В Гиене огненной, где фашистский знак, он дочь мою использовал, она играла Милый мой Лизочек – написано на альбоме – Маша Агеева.
ДЛЯ SPECIALRADIO.RU
Материал подготовил Евгений Зарубицкий
Видео по теме:
