Вот народ какой упрямый –
Я ж не мертвый, просто пьяный
Своей выносливостью они напоминают здешнюю богему. Обманчивая хрупкость бабочки распятой на ржавых гвоздях – берегите нас поэтов, берегите нас, и все такое. Причем ладно бы Стив Тайлер: лето бесславной Олимпиады-80 этот большеротый нарцисс проводил в грошовом отеле на Восьмой авеню. Выходить не хотелось. Его персональному дилеру воткнули в голову отвертку. Лидер Аэросмита был страшно занят, он замазывал зубной пастой трещины в стене, чтобы оттуда не лезли щупальца и черви.
Это стервозный, где-то неподражаемый Аэросмит, воплощение разгульной Америки, что выдержала и выдержит не один суровый взгляд сквозь лимоновские очки. Были ансамбли и поскромнее. Например Би Джиз. Когда-то еще подростками братья Гибб выступали в Кремле для Хрущева. К середине 70-х каждый из них уже имел свое четкое хобби. Вспоминает Морис Гибб: «Товарищи по ремеслу прозвали нас любовно – Пилли, Потти, и Писси. Робина за таблетки, Берри за «пот» (марихуану), ну а Писси был я, потому что регулярно зассыкался».
По традиции стиль кантри считается самым консервативным. Белоснежные шляпы, полубаки, государственный флаг над сценой… Южный джентльмен, прекрасный певец Джордж Джонс знаменит еще и тем, что проехал восемь километров до Мемфиса на газонокосилке (ключи от машины спрятала жена, тоже певица, за бутылкой виски). Обладатель ряда заслуженных наград Гленн Кемпбелл спиртному предпочитал «белую силу» кокаина и, в конце концов, нанюхал себе религию. Вот уж лет двадцать Гленн Кэмпбелл поет одни псалмы.
Незабвенный Хэнк Вильямс. Морфий перед рождеством превратил его лимузин в катафалк, а душа Хенка отправилась прямо в Hillbilly Heaven – рай для деревенщины. А на заднем сиденье Кадиллака осталось исхудалое тело в ковбойской рубашке с вышитым скрипичным ключом.
Угрюмый гигант Джонни Кэш попался в аэропорту. Таможенники вынули из его гитары носок(!), который не был пуст. Внутри носка оказалось четыреста с лишним таблеток. Сюжет для «Коломбо», где Кэш, кстати, и сыграл кантри-певца с криминальным прошлым. При обыске Джерри Ли Льюиса в его усадьбе было обнаружено семьсот капсул амфетамина. Джерри Ли гастролирует до сих пор.
Мерл Хэггард полюбил пение под гитару в тюремной самодеятельности. Певец не молодится, но альбомы выпускает достойные своего имени, несмотря на далеко не шапочное знакомство со всем, от чего можно умереть. Вы скажете: «Ну это, мол, певцы для фермеров, белые люди спиваются легко». Король соула Джеймс Браун умудряется проехать шесть километров на ободах. Шины простелила полиция штата Джорджия. Этот подвиг Брауну помогла совершить «ангельская пыль», препарат ПиСиПи. Изначально его применяли, как болеутоляющее для обезьян.
Прежде чем рухнуть, неугомонный артист успел спеть и сплясать ошарашенным полисменам, чтобы те поверили, кого же они преследовали, в чью машину они всадили буквально полпуда свинца. В момент этого инцидента Джеймсу Брауну было под шестьдесят. Становится вопрос: сколько можно, и как они после этого живут? Что это за метафизическая раса господ, интернационал саморазрушителей, чье второе призвание – показывать дурной пример многократного использования?
Жизнь невозможно отмотать назад. В деяниях апостолов моего поколения сказано: наркотики изобрели Стоунзы в шестьдесят седьмом году. Чем еще докажешь, что ты не сокрушим? Исключительно через грязь, запущенность, злостное проматывание таланта, шуточки со смертью. Чтобы потом отражать атаки новых течений, озадачивать молодых да ранних пошлым «а ты погусарь с мое».
Состояние «траванутости» – permanent high. Люди моего поколения научились произносить «я отравлен» не краснея, подразумевая под отравлением совсем не расстройство желудка. Мыслящее пугало Патти Смит описывает лучшие работы Роллингов поэтическим языком: Sticky fingers, Exile on Main Street – читаем названия, произносим кокаин. Стоунзы добились алхимических результатов. Понюхай динамик и отморозишь нос. Вчера еще был человек, а сегодня похож стал на Вия.
Ударник Роллингов Чарли Уотс, ценитель джаза, консерватор даже по облику (всегда рядом, но несколько в стороне) долгое время пренебрегал нарко-модой. Героин настиг его после пятидесяти. Возможно, ему не давал покоя запредельный опыт Аэросмита, превратившего декадентские слабости Роллинг Стоунз в конвейер обжорства. Недаром любимая мантра в окружении рок-звезд – «умоляем, ничего ему не давайте». Героинист Джо Перри однажды решил познакомить членов группы с собственной женой, которую все они прекрасно знали много лет. Какая глубокая психоделия!
Сила и талант некоторых личностей проявляются только на последнем градусе разложения. Запретный плод – грязный, немытый фрукт. Ведь неведенье не чувствует вони.
Один знакомый, прочитав памфлет «Кому в США жить хорошо», тут же приписал к заголовку: «Всем». А в голове солирует вопрос – кто же, кто же из них не принимает? Выходит, что все. А на вид цветущие, здоровенькие… И лишь с годами, похоронив полсотни знакомых по групповикам, пьянкам, длиною в маршрут русской Ж/Д, местечковому свингу в непроветриваемой тесноте, начинаешь понимать – не цветущие они, а живучие.
В шестьдесят седьмом году хоровод лицемерных хиппи был плотнее железного занавеса. Критиковать осмеливались единицы. Среди них Доктор ЛаВей. «Смотри у меня, психоделический червяк, недолго пыжиться тебе самодовольно» – гласил один из бюллетеней Церкви Сатаны. Мнение ЛаВея в Европе разделял разве что Челик, в преамбуле к песенке «Три шага вперед» Адриано подводит предварительные итоги психоделического НЭПа: «Любезный Бит, ты мне очень нравишься, ты привносишь веселье в этот мир, полный туманов, но – если ребята, которые не моются, убегают из дома, отравляются (chi se drogano), стали частью твоего мира, либо меняй название, либо убирайся побыстрее».
Этих слов и по сей день не могут простить Челентано наследники тех, то не моется, пачкает мозги химией, не забывая при этом размножаться. Наследственная неприязнь к здоровым и самодостаточным фигурам изобличает клеветников. Они перевирают биографию, обзывают кривлякой, зато их затурканные кумиры плавают, точно лебедушки в канаве возле синагоги, что называется, не дергаются.
Ревизионизм на службе третьего мира превращается в мелочную месть, плевки в небо падают на головы плюющих, придавленные ермолкой суеверия. Головы вечно вчерашних провинциалов. Предрассудок загонял их предков в киноклубы, понуждал смотреть Антониони и «Рублева» несмотря на готовый лопнуть мочевой пузырь. Детушкам сам бог велел смотреть «Потстренинг», пардон «Трейнспоттинг», и притворяться страшными подберроузовиками. А нам сойдет и «Этот странный тип».
«Просим на сцену Роллинг Стоунз, – зажав нос Дин Мартин объявил тогда еще новую, никому не нужную команду из Англии, и добавил. – Я тоже roll, если я stoned». Никто ничего не понял, но обиды было полные штаны. Боб Дилан даже на обложке своего диска напечатал «Дин Мартин должен извиниться». Нетрудно вообразить реакцию Доси Шендеровича. «Хуй тебе!», наверняка сказал бы Давид.
Стоунзов у нас воспринимали со скрипом, с брезгливостью. Пьющему тинибопперу вроде меня ни о чем не говорили пять тысяч использованных шприцов, и целые пятьдесят граммов чепухи (джанк) в лыжном домике Кита Ричардса. Подумаешь! Вот если пять тысяч бутылок. Примерно столько разметали за один вечер в гастрономе Бухмана, если туда завозили крымский мiцняк. По выражению Дудинского, модными декадентскими укольчиками вокруг меня увлекались безликие единицы. Мозгляки с влажным носиком, типа «олег даль». Коллектив пил.
Пьющая аудитория остро чувствовала разницу между бодрым фрейлехсом, увлекательными ритмами Карпат, семь-сорок наконец, и героиновой самопоглощенностью, интересной только самому нарколыге. Под них же танцевать невозможно, возмущался здоровый человек. Разве что дергаться перед зеркалом. Время от времени официальной прессе приходилось подстегивать интерес «ровесников», напоминая «Куда катятся камни». Ноль внимания. Пожалуй, только плаксивая песня-заморыш «Энджи» приглянулась любителям трехаккордной лирики в духе «своего говна здесь тоже хватает».
За границей Роллингов слушал сперва пролетариат, (то есть те, у кого кроме гениталий другого имущества нет), но позднее, как это всегда бывает, подтянулась аристократия, денежные либералы, словом, «охвицера, митрополичьи басы, маркёры». Героин не мешал Киту Ричардсу хорошо играть не гитаре. Однако в неделю по выгоревшим венам уходило две тысячи пятьсот долларов. Для запада это дикий декаданс. Здесь же человек мог спокойно прожить жизнь, так и не увидев живую тысячу рублей. Такому послать The world greatest Rock’n’Roll Band на три веселых буквы пара пустяков. Странным образом данный нигилизм ставит советского человека ближе к Дину Мартину.
«Вин спыть», отвечают родители товарищам пьяного сына на вопрос: «Сашу можно?» Возможно, Саша спит под плакатом Дэвида Боуи, ему снится: «вот идет худой седой Дюк…». Середина 70-х – пик творческой активности Боуи. Он разгоняет «Марсианских пауков» (все члены этой группы оказались сектантами Рона Хаббарда), перебирается в Голливуд. Гастролирует, словно шайтан. Записывает «Young Americans» и «Station to station» («За далью даль») – одна из лучших пластинок эпохи напоминает Аркадия Северного с его безоглядной плодовитостью.
Оба артиста явно злоупотребляют даром перевоплощения через мгновение клинической смерти. Рискованный режим, выработка чудовищной работоспособности из переутомления. Этот отрезок творчества Боуи похож на первую часть книги «Дневник Наркомана» Алистера Кроули. Демоническую всеуспеваемость легко объяснить – артист несется по белоснежному склону, наживая снежную болезнь. Here comes thin white Duke. Злоупотребление белым порошком вызывает паранойю.
Одно время у нас было модно всячески раздувать мистицизм Боуи. Доморощенные конспирологи развешивают ярлыки чаще, чем носки стирают. Небезызвестная Энджи в откровенных мемуарах описывает оккультные увлечения бывшего мужа несколько иначе. Дэвиду стала мерещиться на фотографии черная рука. В телефонных звонках из океана он уверяет, что его шантажируют невидимые для других агенты Сатаны, намекая на неизбежное в таких случаях щедрое жертвоприношение. Продолжать, думаю, не стоит. Возможно, ему в горячке померещилась «гостья из будущего» Наталья Медведева в футболке Adihash.
Что может быть безобиднее Бич Бойз? И все же, сквозь калифорнийский загар просвечивает какая-то плесень. Безупречные голоса пропитывает, словно заборную доску, едкая примесь. Прислушаться, что принюхаться. Виртуозные гармонии окисляют лекарственные подзвучия. От некоторых жизнерадостных людей несет аптекой.
Но, как заметил еще Солженицын, на тухлое нет приправы. Благодаря алкоголю и наркотикам мозги береговых ребят свихнулись окончательно. Мастеровитый композитор Брайан Вильсон несколько лет спал только на бильярдном столе. Он совсем перестал мыться, потому что боялся, вдруг из душевой лейки появится черная рука.
В некотором смысле кокаиновая паранойя – это великий пост для неправославных. Страхи совпадают. Уже знакомые нам «нью-йоркские ноздри» Аэросмита пудрились кокаином прямо с усилителей на сцене, в кураже живого концерта. Однако боязнь таможенного шмона удерживало группу от гастролей в Европе целые двенадцать лет. Трезвость тяжело далась этим образцовым toxic twins. Они принесли в жертву жизни самое ценное для нас, безжалостных потребителей – стервозное звучание Аэросмита тех беспредельных лет.
Боуи всего один раз и всего в одной песне упоминает имя Кроули. В отличие от него, легендарный, но не избалованный вниманием прессы Грэм Бонд изучал кроулианскую магию весьма серьезно. Он даже утверждал, что приходится внебрачным сыном господину Зверю 666. Грэм Бонд действительно воспитывался в детдоме, где получил развитие его музыкальный талант. Эта личность вызывает симпатию полнейшим отсутствием имиджа.
Грэм Бонд не лез в Валгаллу, подобно некоторым белокурым бестиям. Его магия сугубо наша, черноморская. Все, что он делал, звучит, словно на запись к Северному привели Эрика Долфи и Джона Колтрейна, и те, распив пару бутылок виски из «Березки» задудели, толком не понимая, чего от них хотят. Несмотря на жизнерадостный, неготический характер его музыки в чашу земных радостей Грэма Бонда были обильно подмешаны наркотики. Благодаря им жизнь «сына Алистера Кроули» оборвалась на рельсах лондонской подземки.
Музыку самоубийцы всегда омрачает тень его трагического конца. Тем более интересно послушать, как в пьесе «Друид» Грэм Бонд своим пропитым голосом с апостольской безответственностью советует:
If you wanna potion to get you in a mood
Take some belladonna, morning glory
And mandrake stem in your food.
«Не знаю, что вы там курите на ваших сборищах, но ты становишься полным кретином», – отчитывает сына папаша Мишалон (голосом Романа Ткачука) в фильме «Никаких проблем». Главный наркотик Пражской Весны валил из выхлопных труб советских танков. А в свободном Лондоне погоду делали колеса, колеса, колеса…или как там у Галича.
Таблетки с названием mandrax превратили надежду Пинк Флойд Сида Баррета в заторможенного идиота. Они, мелкие, бессловесные, с выдавленным вензелем Эм Икс покончили с многообещающей группой, выведя из строя ее самого яркого члена. В дальнейшем пластинки Пинк Флойд будут покупать миллионами, но кто? Одинаковая, как таблетки, серость человеческая.
Мельседрин, туазолон, мандракс – маленькие модные колесики со скрипом повредили рассудок многих музыкантов. Говорят, действительно стильная пьеса «Корень мандрагоры» с первого диска Дип Перпл (Сизые) воспевает именно эти пилюли. Губы советского человека шевелились, осваивая милые залетные слова: лейбл, диссидент, зиппер. А там, откуда они пришли, слышалось: ква-а-люд, тюинол, валиум-5.
С помощью последнего любил отправлять на тот свет своих героев режиссер Фассбиндер. Слово тюинол звучит даже в рейгановски-строгом альбоме Лу Рида «Новые ощущения». Пластинка чиста, словно пустая койка в наркодиспансере. Однако память человеческая не очищается с переливанием крови.
Коварный кваалюд доводил до беды даже шотландских сирот Бэй Сити Роллерс (вон они, съежились в тени Алибасова). Гостиница. Номер. В номере нежный отрок Ян Митчелл. У него все есть: пиво, кваалюд. А бабы нет. Звонит горничной, телефон рядом. Лежит как падишах на диване и ждет. Входит горничная, и тут похотливый юнец, как сказано у Стругацких, начал ее лапать, и ей стало противно. Разумеется, в этот скандал немедленно вцепились таблоиды. Где же ты сейчас, тетенька Ян, какие таблетки ешь, кого лапаешь… Десять будвайзеров, два кваалюда – и вам обеспечено свирепое эротическое помешательство.
Вин спыть – отвечают, если сын пришел пьяный. Вращается диск, Джонни Винтер, альбинос из Техаса, жалуется: «Слишком много виски, а тут еще секонал…» Вымученный блюзик называет просто «Too much Seconal». Без пояснений – слушатель поймет. Главное для Джонни заполнить сторону. Черт-те чем. Он выписался из лечебницы и должен оплатить грозный счет. Годится все – подгорелые, на скорую руку перепевы двух песен Роллинг Стоунз, баллада «Дешевая текила»…Название у альбома оптимистичное – «Пока еще жив и здоров».
Кит Ричардс честно скажет много лет спустя: «Джанк-мьюзик». Дрянь-музыка, барахло. Однако ее покупают, слушают. Хвалят, невзирая на недостатки. Потому что состояние талантов подстать восприятию поклонников. Хвалить можно и пятно на потолке. Стерпится, слюбится. Нарциссы смотрятся в ручей только в мифах. Любители Стоунз и Джонни Винтера любовались своим отражением в луже на полу из собственного горла. Знаю. Я один из них.
Чорт берет таких, как свинью за уши, и копытами к потолку носит по комнате. Всю жизнь. А вот лучший анекдот, связанный с марихуаной придумали хиппующие евреи из Нью-Йорка. Сидят они в хате и слушают последний альбом Баттерфилд блюз бэнда. Звонок в дверь. А в комнате хоть топор вешай. Моня подходит и спрашивает: «Кто это?» – Голос за дверью отвечает: «Как кто? – Пол Баттерфилд». Открывают, а там стоит Изя…
Для Специального Радио
Апрель 2008