Мои детские сны о группе Мифы плавно переходят во взрослые, затем резко обрываются. Не берусь описывать историю групп, как подробно это делает Андрей Бурлака, выдающийся музыкальный историк, нет. Я опираюсь лишь на личные впечатления. В те годы больше всего на свете меня вштыривал факт, что группа Мифы существует почти столько, сколько я живу. Мы почти ровесники, с разницей лишь в год. Они начинали в 1965 году.
Шёл 1980 год. Мне ровно шестнадцать лет, я только что получил паспорт. Вместо учёбы в десятом классе большую часть времени старался проводить в студии, хоть это и было непросто. Андрей Тропилло официально работал четыре дня в неделю – проводил занятия с несколькими группами учеников. Я уже рассказывал, что до сакрального прихода Андрея в наш Дом юного техника, кружок акустики и звукозаписи занимался озвучанием любительских фильмов, производимых соседним кружком кино-фото-репортёров. Потом всё изменилось. Теоретических лекций мы больше не видели, как своих ушей. Вместо них нам было предложено навостриться грамотно копировать магнитные записи. Андрей Владимирович учил протирать магнитные головки и направляющие стойки, выставлять азимут головок по измерительной ленте ЛИМ.2.У, и даже правильно пылесосить свои магнитофоны.
Тропилло держал в студии свою акустическую гитару и нередко поигрывал на ней. В основном классику, иногда Beatles. Многим из нас хотелось научиться еще и на гитарах играть, и не безуспешно, потому что стали появляться какие-то чехлы от заморских гитар, новые провода и комбики. Однажды пришёл настоящий гитарист, и мы наблюдали из-за стекла, как он укладывал в чехол свою гитару. Худой длинноволосый человек оказался лоялен к нашим робким расспросам, быстро нашел с нами общий язык. Его звали Сергей Данилов, и он играл в группе Мифы. Охотно помогая пионерам, Сергей и сам не заметил, как и сам стал преподавателем. Вокруг него так и вились, он отлично знал музыкальную грамоту. Впоследствии Сергей посвятил себя работе с детьми и очень много кого воспитал.
Нас было несколько групп в секции, и мы могли заниматься только два раза в неделю. Однако вытерпеть остальные пять дней без студии было почти невозможно, я старался там быть почти ежедневно, вызывая этим дикое раздражение остальных учеников, увлечённых делом. Обычно они просто запирались в студии, используя её, как репетиционную точку. В это время можно было подключить свой магнитофон в аппаратной, и тихонечко пересидеть в углу, переписывая плёнки, наблюдая за тем, что происходит.
В одной из групп учеников занимался Федя Чистяков со своими друзьями, в другой – ребята из группы Сезон Дождей, что приезжали в наш район аж с Гражданки. Тропилло давал дельные советы по аранжировкам и помогал всё подготовить к записи. Иногда он сам перехватывал инициативу и садился за пульт. Особенно нравился ему именно Федя, он выделял его из остальных и посвящал больше времени. Надо сказать, предчувствие Андрея не подвело, и спустя годы, песни Федора обрели культовое значение.
Пока ученичество грохотало за двойным студийным стеклом, Андрей Владимирович принимал гостей у себя в кабинете. Обратить на себя его внимание было практически невозможно. Все мечтали хоть минуту с ним поговорить, а когда он что-то рассказывал – обступали кругом. Мы провожали его не только до трамвая: зачастую ехали с ним до Новгородской, и затем возвращались обратно. Таким образом можно было получить хоть какие-то теоретические знания.
Однажды в студии появилась новая плёночка. Сантиметра четыре от бобышки. Там было всего три инструмента: гитара, бас и барабаны. “Это болванка”, – объяснял Тропилло, – “потом на неё наложатся остальные инструменты и голос”. Я переписал себе эти шесть минут, и много дней непрерывно слушал. Казалось, электрогитара разговаривает, ворчит и ругается. Я пытался перевести, о чём она говорит. В то время я и понятия не имел, что такое гитарный рифф. Родители сердились, что целый день я верчу одно и то же. Так произошло моё ментальное вхождение в музыку рок, а ключом от двери стал Сергей Данилов со своим замечательным риффом к песне “Убегай”.
Чувство, позволяющее отличить рок-музыку от любой другой, прививал нам Тропилло. Он всегда говорил, что всё, к чему мы привыкли слышать из средств информации, называется эстрадой. Музыкой для развлечений. Он давал нам понять, что такое искренность, честность, интонация. Учил распознавать фальшь: “Не в ноте фальшь, а в интонации”. Всё, что не подходило под определение честной музыки, Тропилло высмеивал и брезгливо отвергал.
Альбом “Дорога домой” записался внезапно, на скорости 19,05 см/сек. Сначала отдельные песни: Медисон-стрит, Чёрная суббота. Мои родители морщились: “Они воспевают западные ценности, как это может нравиться?”, возмущался отец на упрёк в непонимании, – “Мэдисон стрит ему, поди-ж ты! Вот бы и ехал себе в Израиль”. Переселенцев отец презирал, считая их предателями Родины.
Однажды Тропилло объявил концерт Мифов в актовом зале торгового центра на улице Энергетиков. В назначенный час у закрытых парадных дверей ТЦ собралась большая волосатая толпа. Внутрь никого не пускали. Наконец из-за тяжёлой двери показался солист Мифов Гена Барихновский и объявил, что концерта не будет. Попросил разойтись побыстрее. Естественно, никто расходиться не пожелал. Все были так разочарованы, и всё же теплилась надежда, что вдруг разрешат, вдруг концерт всё-таки состоится. Спустя несколько минут вся толпа разом побежала врассыпную, заметив вдалеке милицейский автозак и ПМГ. Я припустился рядом. Впоследствии оказалось, что начальству попросту позвонили сверху и приказали отменить, дескать, тексты не залитованы, прокатывать нельзя. Спустя время организовался Рок-клуб, как секция самодеятельного творчества. Тексты стал литовать ЛДМСТ, потом Тропилло внедрил туда своего человека – Нину Барановскую. Но пока клуба не было, мы переживали подобное еще не раз.
Спустя еще немного времени Андрей познакомился с БГ и Аквариумом. Записал Синий альбом, Треугольник. В студии появились новые люди, и я услышал новые тексты. Я полюбил БГ, став резидентом в его царстве абсурда. Альбом Мифов переехал на галёрку моей коллекции, потом был кому-то передан в дар. Я будто воочию увидел все изъяны и косяки: фальшивые интонации Гены, неправильный голосовой дабл-трек, рыхлые терции и многоголосья Сергея. А самое главное – Гена исполнял песни Данилова, а не свои. Человек редко способен пропеть чужой текст, как свой собственный, с такой же непринуждённой интонацией. Этот, казалось бы, микроскопический нюанс повлиял на весь творческий путь Мифов, в своей популярности они так и не смогли приблизиться к топу.
Однако что топ, когда за спиной целая история. С Мифами даже Сева Новгородцев экс Левенштейн играл на саксофоне, Юрий Ильченко разрывался между Машиной Времени и Мифами. К тому ж топы в то время никто не составлял. С точки зрения государства нас не существовало вообще. А что было с Мифами за те пятнадцать лет, пока я рос, сказать трудно. Пропал в лесу Ордановский, Россияне стали легендой без единой студийной записи. Мифы всегда были легендой. Они играли рок, который моими ушами воспринимался, как самая настоящая качественная эстрада. “Про тесто” они уже не пели, их песни касались бытовых и личностных проблем, но не социальных. В первой половине восьмидесятых стал зарождаться культ резкого слова, в этом аспекте Мифы стали проигрывать молодым. Да и альбома у них, толком, еще не было. Дорога Домой – сущий раритет в то время, как символ чего-то очень ветхого. Новых альбомов записывать Тропилло не звал: ему открылся целый мир самодеятельного творчества, а Мифы уже выбивались из этой категории. Работая по филармониям, они стали профессионалами, и Андрей Владимирович потерял к ним интерес.
Помню смешной момент: лето восемьдесят пятого, родители на даче, я на Охте. Собрав временный аппаратурный сет, устроил студию. Отсутствие родителей улыбалось недолго, поэтому работали мы в две-три смены. Записывали “Акустическую Комиссию” Гаккеля и Егорова и “Это не любовь” Кино. Каким-то образом тогда прорвался Данилов, в мечтах записать своих воспитанников из Дома Пионеров, в котором он работал. Сергей послушал драммашину, я запрограммировал паттерн. Попробовали сделать первую запись:
– Говно твоя драммашина, надо другую попробовать. Я сейчас Ильченко позвоню.
Приехал Ильченко с драммашиной Корг, каких я еще не видел. Послушал её, и стало плохо от того, какое же говно у нас драммашина, действительно. Хорошо, что тогда рядом не было Цоя, он бы немедленно свернул нашу запись в трубочку и отправился бы на поиски такой драммашины. Но в тот момент я обратился всё-таки к Юрию с просьбой оставить машинку на несколько дней, до понедельника.
– Никаких проблем, чувак, – сказал Ильченко. Двадцак давай, а в понедельник я её заберу.
– Что, простите, – не понял я, какой двадцак?
– Ну, по пятёрке в сутки на четыре дня, неужели не понятно?
Нет, мне это не было понятно. За всю свою рокнролльную жизнь я ни разу не попросил у музыкантов денег за свою работу. Даже в самое трудное время язык мой не повернулся бы сказать музыканту про деньги. Я был в шоке, буквально ошарашен и краснел от стыда и обиды. Но Юрию Ильченко не было, что со мной делить, поэтому он свернул машинку и унёс. Запись не получалась – казалось, сам магнитофон отказывался работать, внося в тракт конденсаторный треск.
– Говно у тебя студия, Вишня, – огорчался Данилов. Ничего невозможно записать.
– Да как же, – оправдывался я, ставя ему готовые болванки Кино, – вот ведь!
– Кино говно, – упрекал Сергей, ты тут не сравнивай божий дар… мы музыку приехали писать! А ты мне Кино своё ставишь, говно всякое суёшь. Сними его нахер, а то у меня уже все струны запотели.
Я не обижался на тон Сергея. Он был со своими пионерами, и все его сентенции я оборачивал в шутку, пребывая под неизгладимым впечатлением от Юрия Ильченко. Если бы он тогда нам оставил машинку, я бы позвал Каспаряна и мы вместе набили бы все нужные ритмы хорошим звуком. Однако история не терпит сослагательного “да-ка-бы”, а “Это не любовь” всё равно победила.
– Не печалься, Вишня, – успокаивал меня Сергей, когда я пытался дать оценку человеческим качествам великого Ильченко, – я свою гитару тоже никому бы не дал. Однажды перед концертом у меня вдруг стала спускать струна, надо налаживать машинку, а времени нет. А тут Ляпин с новым инструментом, у него этих гитар до жопы, так вот ты знаешь, что он мне ответил? Лучше переспи с моей женой, прикинь? Так и не дал гитару.
Шли годы. Довольно долгие, надо сказать. Мы познакомились в 80, и в течение семи лет у Мифов так и не случилось нормального альбома, чтобы по радио можно было передавать. Я установил отличные отношения с редактором отдела музыкальных программ Ленинградского радио Зоей Викторовной Кравчук. Она и подкинула мысль записать Мифов совместно, потому что студийное время, отводимое Зое дирекцией, было ограничено. У них с Барихновским были свои шуры-муры, и все складывалось прелестно. Музыканты пригласили нас с Зоей в ресторан Север послушать новых Мифов. Я был очень удивлён – кроме Гены Барихновского на сцене не было знакомых людей. Из порталов лилась Европа, Статус Кво, Битлз один-в-один. Меня просто ошарашило! Никто в рок-клубе так не играл. Кто умел играть по-настоящему, топили свой талант в неудобоваримом материале, играя бесперспективный арт-джаз. Мифы играли, что называется, без дураков, на полную катушку. Меня удивляло, что неся такой драйв, музыканты почти не потели. Им всё давалось легко – играли ведь почти каждый вечер. В тот день я впервые услышал, как должна звучать настоящая качественная музыка в закрытом помещении.
Наповал сразило обстоятельство, что в составе не было барабанной установки, вместо неё – драммашина. Это было очень удачно, я мог это записать! Присели подумать, как всё осуществить. У меня из музыкальных инструментов вообще ничего не было, кроме одноголосого аналогового микрокомпоузера Roland-202 и акустической гитары. У них был Корг Poly-800, Yamaha RX-15, отличные гитары и примочки. Я быстро подружился с Дмитрием Маковизом, клавишником группы. Опытный радиотехник, он помог синхронизировать мой роланд с их ямахой, что безусловно повлияло на весь дальнейший путь моего развития, на котором запрограммированная секвенция предпочиталась живой игре.
Мы изготовили болванки весной 88, недели за две, как раз перед их месячным отпуском. Писались Мифы по утрам – тихо и без эксцессов. Профессионалы, что там. Я не знал, куда девать столько плёнки, они всё делали с первого дубля. Зоя на Радио предоставила студию и молодого звукорежиссёра Александра Докшина. С ним я в очередной раз постиг истинную красоту звукорежиссёрской профессии, потому что впервые узнал, как эту музыку нужно записывать! Как строить многоголосье, как пользоваться реверберацией. Я это просто подсмотрел, пока Докшин колдовал над моими болванками. В настоящей профессиональной студии я никогда не работал, а студию Антроп нельзя было таковой называть, даже с большой натяжкой. Строго говоря, на Радио было трудно работать – смена длилась от силы два-три часа. К тому же там было мало каналов, чтобы хорошо записать барабаны, поэтому там никто не писался. Студия отлично подходила для того, чтобы записывать голос, что мы и делали. После тех сессий я потерял всякую возможность петь, минуя компрессор. Пусть маленький, пусть даже гитарный, пусть он шипит, но пожимает динамический диапазон.
Так выпустили мы, наконец, новый альбом легендарной группы – Мифология. В народ альбом пришёл из радиоточки, Зоя ежедневно ставила Мифы. Я стал обретать вес, как звукорежиссёр. Анатолий Гуницкий вёл свою передачу о роке на радио, похвалил запись. Всё шло к оживлению уходящей натуры и возвращению группы на рок-сцену. Известный в узких кругах музыкальный коммерсант Семён Хасман взял группу в свой гастрольный сет. Меня пригласили в качестве звукорежиссёра, и стали платить такие деньги, что я немедленно уволился из ЛДМ. Взяли исключительно из благодарности, я думаю. Зачастую музыкантам глубоко наплевать на то, как звучит их состав. Но я как-то сумел их убедить в том, что, зная материал назубок, я – их оптимальный выбор.
Мы немного поездили вместе: Москва, Воронеж, Петрозаводск, Кировск, Апатиты, Алушта, Мурманск, Томск, Севастополь, Симферополь, Дагомыс. Всё это приносило деньги, которых досель я никогда не нюхал. Данилову не повезло – в группе уже был отличный, трезвоголовый гитарист. Делать Сергею там было нечего. Лишь иногда он появлялся незадолго до концерта, разговаривал с Геной, получал согласие на совместный концерт и к вечеру так напивался, что не мог ровно стоять. Его прогоняли, он обижался, и так до следующих встреч. Конца-края тому не было, и потому Сергея в группе не было тоже. На шестом рок-фестивале Мифы произвели подлинный фурор. Никто так не играл, как Мифы; никто не мог достичь такого красивого звукоизвлечения, как у них, потому что ежедневная практика на протяжении многих лет не может сравниться с сессионными репетициями от случая к случаю. Выступление прошло на одном дыхании, и я получил всеобщий респект за великолепный звук. Мифы играли так, что никакой звукорежиссёр был просто не в силах что-либо испортить.
Перед нами маячило мутное, как нам тогда казалось, светлое будущее. В свободное от гастролей время я занимался собственным творчеством, пользуясь инструментами Мифов. Качество стало таким революционным, что мои записи крутили по радио, невзирая на их внестудийное звучание. Один номер “Вурдалаков гимн” даже попал на польскую грампластинку о питерском роке. Однако “Мелодия” отвергла “Мифологию” по техническим причинам, предложив время в Капелле для записи нового альбома с последующим выпуском на LP. Так сели мы за “Бей Колокол”. Но Мифологию “Мелодия” себе переписала, и даже выпустила миньон.
Я чувствовал себя очень хорошо. Органично вписавшись в живой состав, стал ощущать истинную принадлежность и важность своего участия в коллективе. Гена после концертов всегда расспрашивал, как они выглядят, просил впечатлений и разбора полётов. Он хорошо ко мне относился, и я это очень ценил. “Бей Колокол” представлял нашу концертную программу; мы записали его настолько мгновенно, что теперь абсолютно нечего вспомнить. Качество звучания запредельно, и в моей трудографии этот альбом занимает особое место, будучи записанным в правильном месте. Очень гордился тем, что из трёх уже существующих альбомов Мифов из-под моих рук появилось два. Намеченное в прошлом, было осуществлено.
Шел 1989 год. Сахар, масло и мясо продавали лишь по талонам. Гастрольная деятельность постепенно стала давать сбой. Благодаря своей работе с Мифами, я записывал собственные песни, и однажды меня просто вытолкали на сцену, исполнить свой номер в одном уездном сибирском городе. Реакция зрителей была оглушительной, и я заболел публичностью, как проказой – внезапно и неотвратимо. Записал очередную пластинку, и Тропилло выпустил её на Мелодии, заняв пост директора Ленинградского завода всесоюзной студии грамзаписи. Стал выступать, кататься по стране, но кризис вошёл еще глубже, и народ уже не изыскивал зрелищ, предпочитая им хлеб.
Немногим тогда удалось благополучно пережить кризис. В 1992 Мифы записали еще один альбом, и, немного помыкавшись, распались на составные части. Гена обрел-таки свою вожделенную “Мэдисон-стрит”, эмигрировав в Германию. Он иногда приезжает в Санкт-Петербург, играет со своим братом Евгением Петуховым юбилейные концерты Мифов. Меня ни разу не пригласили, а жаль. Мне было бы интересно, я почти тридцать лет о них знаю.
Последний раз я встретил Данилова летом 2006, ему потребовалась техническая помощь. Тогда Сергей поделился, что у него рак горла в заключительной стадии, и он скоро ляжет в больницу на операцию. Я предложил ему оставить хоть немного своих воспоминаний, ведь ему было, о чём рассказать. Стал собирать деньги в сети Интернет на новый компьютер. Но Сергея уже ничего не радовало в том состоянии, в котором его выписали из больницы. Разговаривать он не мог, письмо от руки было ему неподвластно – от алкогольного делирия он трясся буквально весь. Курить через трубку на шее было крайне противно и безрезультатно. В конце концов, Сергей принял нелёгкое решение и прекратил свою жизнь. Собранную сумму я передал Жене Петухову на похоронах.
Сердце группы остановилось. Мне выпала судьба задать этой истории дополнительный потенциал в 87м, и на гребне волны самому показаться на людях. Музыканты, с которыми так приятно было сотрудничать в прошлом, навсегда останутся в памяти, как подлинные, редкостные мастера своего дела. Бытует мнение, что мастерство в музыке не главное. Это большое заблуждение искалечило не одну творческую жизнь. Однако в то время больше ценили вкус, а не мастерство. Вкус к произносимому слову. Мифы брали другим, но этого, по моему мнению, им не очень хватало. Но что толку теперь это обсуждать, история кончилась.
10 марта, 2017
Докшин ушел из Дома Радио раньше и весной 88 года в 1 и 2 муз студиях работал уже я !