С Иваном Соколовским мы познакомились в 1983м году. Я тогда играл с такой нововолновой группой «Доктор», а Иван с Алексеем Борисовым играли в группе «Проспект» (в будущем – «Ночной Проспект»). Это была такая модная группа – они были в белых рубашках с узенькими галстучками в черных очках, такие модные симпатичные ребята, которые играли что-то такое модное. Честно говоря, их музыка тогда меня не особо впечатлила. Это было на каком-то факультете МГУ, там был огромный холл с колоннами. Я играл на баритон-саксофоне с «Доктором», который состоял из двух человек – состав более серьезный с гитарами и вокалом.
Следующая встреча произошла через год примерно на записи какого-то альбома «ДК». Мы с Иваном тогда поговорили, и дальше у нас состоялась запись его проекта где-то на московской квартире. В 80х годах мы делали постоянно какие-то записи с Иваном. Но это все же было такое неблизкое знакомство.
В самом начале 90х годов у меня возникла идея и возможность создать какой-нибудь клуб современной музыки в Москве, куда можно было приглашать своих друзей-музыкантов. Организовывали его вместе со мной люди, которые впоследствии делали клубы системы «Бункер»: «Б1», «Б2» – Андрей Александров и Андрей Романов. Недалеко от метро «Рижская», на углу Октябрьской улицы возник первый «Бункер». Мне выделили один день в неделю – среду. И в эти среды я приглашал разных интересных музыкантов – Алексея Айги и его состав, Александра Кондрашкина, питерского барабанщика. И там я впервые увидел и услышал «Мягкие Звери» Ивана Соколовского.
Состав у него был довольно большой: гитарист, кларнет, духовики, а сам Иван играл на небольших клавишах. Я посмотрел как работает Иван – у него были предварительно заготовленные записи, которые он всю жизнь называл «болванками» и они были очень интересно и красиво записаны. Это был 1993й год. Потом мы не виделись года три. На протяжении этого времени я сотрудничал с музыкантом Андреем Сучилиным («До-Мажор»), который был знаком с Иваном, и так или иначе имя Соколовского упоминалось.
Где-то в году 1996м меня пригласить играть Алексей Борисов, больше занимавшийся электронными инструментами, и мы решили возобновить наше сотрудничество и стали вместе выступать. Алексей выступал в роли ди-джея, а я играл на саксофоне, мы ездили в Латвию и другие страны. Работали с институтом Гете, озвучивали немые фильмы. Наше такое сотрудничество продолжается до сих пор. На какой-то наш концерт однажды пришел Иван. Надо сказать, что Борисов с Соколовским выступали постоянно вместе долгие годы, в «Ночном Проспекте». Встретившись тогда, мы очень прониклись друг к другу, и с середины 90х я стал больше выступать с Иваном, чем с Борисовым.
Иван был арт-директором в клубе «Муха» и там же он выступал с Владимиром Голоуховым, туда же я был приглашен с «Саксофонной Мафией». После этого у нас началось очень тесное сотрудничество, началась дружба. То есть каждое утро после пробуждения происходил звонок друг другу и мы минут 30-40 разговаривали, обсуждали разные, какие-то жизненные темы, очень близко как-то сошлись и стали активно выступать именно вдвоем. Я помогал ему записывать «болванки», прописывал где-то партии бас-кларнета, флейты. Он их замедлял, как-то обрабатывал, и эти записи превращались в необыкновенные методом наложения. Мы съездили на гастроли в Брянск и стали обсуждать то, что в нашей стране два инструменталиста – это не путь к успеху, нужно думать о каком-то вокале.
В начале 2000х я ездил во Францию, играл там спектакль по Ионеску и Хармсу с моей музыкой и познакомился с интересным тубистом Паскалем Руссо, подруга которого была потомком иммигрантов русского происхождения. И после Паскаль приехал в Москву, и мы попробовали выступать вместе с Соколовским. Паскаль привез с собой бельгийского гобоиста, и мы вместе: туба, гобой, Иван и я, умудрились выступить на Красной Площади на каком-то культурном мероприятии. Это состав, в силу того, что у нас иностранцы пользуются необыкновенным почетом, сразу взяли на концерты в разные клубы. Потом вышел совместный диск. Иван успешно записал этот проект в стенах Московской Консерватории: и тубу и гобой и мой бас-кларнет. Мы выступали в посольстве Франции. Дело в том, что Иван знал французский язык и поэтому для него сотрудничество с французами было делом радостным. С этими музыкантами мы съездили на концерт в Брянск.
Моя подруга, Галя Попова, сделала для нас «Супрематический Проект». Она сшила специальные супрематические рубашки для меня, Борисова и Ивана в стиле Малевича. Это были белые рубашки с черными и красными рукавами, манжетами, воротничками, на которых были отпринованы манифесты футуристов. Борисов читал стихи Казимира Малевича, Иван запускал «болванки» и использовал синтезатор, а я играл на духовых. Такой «Супрематический Проект» состоялся в 2002-2003 годах. Эти рубашки я храню в Театре на Таганке до сих пор. Мы выступали в этих рубашках в клубе «Дом» на «Дне Рождения Малевича». Также мы выступали на фестивале «Рок против инопланетной агрессии» в клубе «Б2».
В поздней фазе нашего сотрудничества мы опять задумались о том, что нам нужен фронтмэн или, точнее, фронтвумэн. Я в 2004м году ездил в Италию и выступал там с тувинской певицей Саинхо Намчылак и выяснил, что когда-то в 90х она выступала на одном мероприятии на гастролях в Норвегии, где выступал и Соколовский. Так как у нее обнаружился интерес к электронной музыке, то я ей предложил такое трио с Иваном. Она согласилась, мы стали готовится, съездили на фестиваль современного кино «Дух Огня» в Ханты-Мансийск. Это было одно из наших последних выступлений в феврале 2005-го. Следующая наша поездка с Саинхо была в Питер на фестиваль «Скиф». И последнее в жизни Ивана выступление в формате нашего такого трио состоялось 2 мая 2005 года. Мы довольно активно выступали с нашей программой именно таким коллективом: Саинхо, я и Иван. Я играю на саксофоне и бас-кларнете, Иван занимается диджеингом и электронной частью на клавишах, и звучат «болванки» его и ее (Саинхо) и, конечно, она поет. Саинхо добилась и организовала нашу поездку в Италию. Мы с Иваном уже получили визы, уже у нас были куплены билеты, нам оставалось только подождать, сесть в самолет и улететь рейсом до Милана. Мы должны были играть отделение в концерте, который был началом нашего европейского тура. Концерт должен был состояться 19 мая 2005го года. Где-то 7го мая я позвонил, но Иван после «Скифа» был в каком-то усталом, тяжелом состоянии. У него болела голова, и даже наш последний концерт в «Проекте ОГИ» он был какой-то печальный, не шутливый и не веселый. Видимо, Иван себя плохо чувствовал и переживал. После «Скифа» он не поехал с нами сразу обратно в Москву, а остался в Питере.
Ранее, в апреле того года я получил предложение съездить в Брянск, мы совершили вдвоем с Иваном тогда это путешествие и отыграли новую программу на концерте. Не те болванки, которые хорошо были известны и под которые мы работали, а совершенно новый материал. До этого мы выпустили с Иваном совместный диск «Simulated Prison» и он хорошо расходился.
Запись и производство альбома в основном финансировал я. Иван сообщил, что можно уже готовиться выпускать и следующий диск, у него уже был подготовлен материал. И мы съездили и опробовали в Брянске уже вторую программу. Там был клуб «Аквариум», в который меня приглашали, но не в центре города, а в районе Бежеца. Публика в «Аквариуме» всегда собиралась благодарная. Мы успешно выступили, но записать эту программу не удалось, и второго диска не вышло. На последний свой концерт Иван принес большую стопку своих «болванок» и сказал мне: «Знаешь, Сергей, я хочу отдать тебе все долги, которые накопились». «Вообще-то я с тебя ничего не прошу!» – сказал я. «Ты знаешь, мне как-то вот хочется! Мне удобней тебе отдать, я тебе должен». И отдал мне стопку своих минусовок на CD–R, которые он всегда называл «болванками».
Я в какой-то степени по части электроники считаю себя его учеником, потому что значительно позже начал этим делом заниматься, а он меня очень тянул, и Саинхо настаивала тоже. В те весенние дни 2005 года Саинхо вызвала меня в Питер для записи диска «Аржана» – это сказка о девочке, которая превратилась в ручей. Я уезжал буквально на три дня и, вернувшись, должен был и Иваном и Саинхо вылететь в Италию. И когда я уже ехал туда, в поезде мне позвонила женя Вани Соколовского, Вика, и сказала, что «…с Ваней плохо, очень плохо и он с вами в Италию не поедет. Он просил извиниться, сказать, что он вас сильно подвел и поехать с вами не сможет…». Я спросил «А что с ним?». Она ответила: «Он в больнице, только пожалуйста, не надо никому об этом говорить!» и бросила трубку. Спустя четыре дня во время записи в Питере она позвонила и сказала, что «Вани больше нет!» и повесила трубку. После этого Саинхо позвонила в Италию, и там ответили, что концерт отменять нельзя. «Поедем с тобой вдвоем, возьми все эти минусовки и попробуй переписать их в ноут-бук, концерт официально будет посвящен памяти Ивана Соколовского». Я был в отчаянии.
Организацию похорон взял на себя Алексей Борисов, я приехал уже на сами похороны. На похоронах вместе с семьей в катафалке с гробом ехали Антон Батагов, любимый композитор Ивана, и я с моей подругой Галей Поповой. Оказалось, что могила на Бутовском кладбище находится недалеко от студии Ивана. Его студия, где он жил и работал, окнами выходила в сторону этого кладбища. Когда все ушли, похоронили Ивана, я остался один у могилы и услышал, как громко-громко поют птицы – птицы, которые молчали, пока рядом были люди, вдруг запели все сразу. Мне это пение показалось тогда оглушительным и навсегда врезалось в память.
После похорон я сразу выехал в Италию. В Италии этот концерт шел с огромным, невероятным напрягом, но получилось, что музыка Ивана впервые звучала через четыре дня после его смерти. Иван ведь так и не оставил названий на своих «болванках», они так и остались безымянными. И там, в Италии я вспомнил это пение птиц над свежей могилой Ивана и расположил композиции на концерте таким образом, что последней оказалась пьеса, которую мы с ним называли «Китайская». В ней я использовал индейскую флейту swony whistle для создания подобия пения птиц там, где кода, и плавно музыка затихает, остаются одни птицы. Через несколько недель состоялся концерт памяти Ивана в клубе «Живой Уголок», где мы в апреле того же года уже выступали с Саинхо. Там я увидел архидьякона Кураева, человека в очках с очень толстыми стеклами, о котором Иван много рассказывал с иронией. Он был комсоргом Ивана на филфаке в МГУ. Иван учился в Ленинградском университете и на третьем курсе перевелся в Москву, в МГУ, где познакомился с Алексеем Борисовым и Кураевым, который еще не был православным архидьяконом, а являлся комсоргом факультета.
На первом вечере памяти Ивана я сыграл «Китайскую» композицию и подумал, что хорошо бы было, чтобы музыка Ивана продолжала жить. На самом деле, он был очень скромным человеком, себя не выпячивал и часто играл в маске. В проекте Yat Kha он надевал обрядовые шаманские маски, а когда мы с ним играли, он опускал на лицо капюшон и надевал черные очки, становился совершенно неузнаваемым человеком-анонимом. Настоящий музыкальный философ.
Его минусовки – это композиции с повторяющимися структурами, с местами, оставленными для двух-трех солистов. Я играл, например, большое саксофонное соло, потом – он на клавишах, затем я играл на втором саксофоне или на флейте, а он играл на синтезаторе – это был живой музыкальный диалог. Я стал приглашать музыкантов на вечера памяти Ивана. В них принимали участие Аркадий Кириченко, пела дочь Владимира Чекасина – Аня Чекасина, «До-Мажор» Андрея Сучилина, «Ночной Проспект», Владимир Рацкевич и многие другие. Такие концерты я всегда стараюсь заканчивать пьесой Ивана «Китайская».
Несколько раз мы играли такую программу с музыкой Ивана вместе с Саинхо Намчылак, позже к нам присоединился Алексей Борисов. Все это происходит с большими перерывами в несколько лет. Кроме того, у меня сохранились наработки для второй нашей с Иваном программы, я храню все, что он мне передал. Так что после смерти Ивана его музыка была услышана бОльшим количеством городов, чем при его жизни. Эту «Китайскую» и другие пьесы услышали и в Салехарде и во Владивостоке и в Мурманске и в Тамбове. Я рассказываю на концертах об Иване, замечательном человеке и музыканте, возможно, о пионере эсид-джаза не только в нашей стране, а и во всем мире, потому что как раз когда эсид-джаз появился на рубеже 70х-80х в Англии и США, наш Иван, не зная этого слова, создал свой эсид- джаз.
Иван при жизни выпустил всего семь своих альбомов. У меня есть знакомый звукорежиссер в Центральном Доме Художника – молодой парень Женя Зарубицкий, он как раз занимается изучением творческой биографии Ивана и берет интервью у всех, кто в Иваном сотрудничал. Это очень важный и нужный процесс, и я благодарен Евгению за то что он делает.
Иван был раздолбай, полный раздолбай! Но это раздолбайство носило добродушный характер, не наглый. Например, Иван не опаздывал на встречу, в этом смысле был точен. Куда бы мы не собрались для выступления – всегда появлялся вовремя. Он мог потерять деньги, потерять паспорт, все, как он говорил, «просрать», тем не менее никогда не подводил, это был хороший товарищ и надежный человек. Сейчас Ивана можно было бы назвать стопроцентным «ватником»: он, как и Курехин, абсолютно не принимал буржуазную идеологию и вот этого «капитализма» после 1991 года, этого мурла бандитского, которое перекрасилось в капиталистов. И на этой почве мы с ним очень сблизились. Активно он об этом нигде не рассказывал, потому что за это можно было схлопотать, особенно в 90х. Мы с ним все это обсуждали. Иван же был философ, неоплатоник. Таких людей очень мало, которые музыку и философию связывают.
Он легко шел на общение, с ним было весело и легко. Приятный, замечательный, очень умный человек и очень скромный в то же время. Я не помню, чтобы мы с Иваном когда-нибудь ссорились, за все годы сотрудничества и дружбы у нас не произошло ни одной размолвки, ни одного конфликта. Хотя Иван человек ироничный и о многих людях отзывался с иронией, это всегда было по-доброму.
Для SPECIALRADIO.RU
Москва, май 2016
Материал подготовлен Игорем Шапошниковым
Ссылки по теме:
О проекте ZOO JAZZ
Выступление Сергея Летова, Сайнхо Намчылак, Ивана Соколовского в программе “В рабочий Полдень”, 2005г. (?). Видео любезно предоставлено Сергеем Летовым
https://youtu.be/VefQL1QgFYU
