Имя Сергея Курёхина навсегда вошло в мировую историю параллельной музыкальной культуры. Сегодня о нем ежегодно вспоминают, проводя многодневные фестивали авангардной музыки SKIF, под патронажем Анастасии Курёхиной – жены Сергея. Я попытаюсь рассказать о Сергее не хрестоматийным языком, просто вспомнить, что видел, и в чем участвовал сам.
Он всегда был для меня загадкой – говорил быстро, думал просторно – в его голове царствовал абсурд, который он проецировал на все виды собственной деятельности, обескураживая как молодых, так и взрослых. Когда он говорил – никто не позволял себе его не слушать. Когда он садился за рояль – воцарялся праздник. Редко-редко, для весьма ограниченной аудитории, Сергей Курёхин давал фортепианные концерты. Начиналось все академически – строгий наряд, старинная европейская музыка плавно переходила в современный джаз, а под конец в дело вступали локти и кеды, которыми Курёхин играл целые ноты и ставил акценты, в то время, как обе руки были заняты наигрыванием шестьдесятчетвётых.
Бывало и так: открывается занавес – люди, одетые в черное, в черных очках выкатывают на сцену, именуемую “черный кабинет”, огромный черный концертный Stainway и уходят. Гаснет свет, рояль широким лучом “берет” пушка, и наступает тишина. Минута проходит, другая, зал начинает недовольно шебуршать. И вдруг… крышка рояля открывается, из него появляется Курехин в джинсовом костюме с вышитым на спине разноцветными камнями словом Capitan. Фиксирует крышку и начинает извлекать волшебные звуки прямо из чрева рояля. Начинает с верхнего регистра, бьет молоточком по металлической раме, изредка задевая струны возле колков – в том месте, где струны вообще не должны звучать. Так, совершая магические пассы, он медленно обходит его, перемещаясь к басовым струнам рояля, нагнетая ритм и громкость, наконец, звучит победная точка, и на раз… два… три – Сергей прыг… уже сидит за роялем, начинает играть… зал замирает.
Первая в моей жизни “Поп-Механика” запомнилась надолго. Я уже и не помню, кто сгоношил меня поехать на этот концерт в ДК “Ленина-на-Пролетарской”, с Охты ехать было крайне далеко и неудобно. К тому же у нас не было билетов, и мы надеялись “купить” контролёров на наше членство в рок-клубе, в чем и просчитались. Не то, что вовнутрь пройти – близко подойти нам не дали. Огромная толпа осаждала главный и служебный вход, никого знакомых. Мы потолкались-потолкались да и поехали обратно. Когда дело касается проходок – обо всем надо заботиться заранее, и уж конечно не в день перформанса. На следующий день ко мне приехал Фирсов и привез эту запись. Боже – звук мало отличался от того, что мне удалось расслышать из-за закрытых окон, только громче. Популярную механику сложно было слушать – её нужно было смотреть!
Курёхин разбивал программу на номера по совершенно неожиданным темам: древнее средневековье, иудейство, буддизм, октябрьская революция, классика, эстрада, античность, лицедеи, постмодернизм и рок-н-ролл – все смешивалось в единый сет. Площадки могли быть самые разные – от кинотеатра Аврора и ЛДМ – до СКК им. Ленина и БКЗ “Октябрьский” – в разгар перестройки Поп-Механика вышла на самый пик связи с общественностью нашей страны. Несколько художественных фильмов проиллюстрированы Сергеем, были и фильмы, в которых участвовал ограниченный состав Поп-Механики, мне тоже посчастливилось принять участие в нескольких съёмках, например “Трагедия в стиле рок” Саввы Кулиша и еще в нескольких.
В 1982 году Аквариум записал с Курёхиным альбом “Табу”, тогда-то я и узнал про него впервые. Я жил неподалёку от студии Андрея Тропилло и бывало, заставал его на записи. Все музыканты, Андрей Владимирович и БГ относились к Сергею с особым уважением – в музыкальном плане он был самым образованным. Что-то смогло сблизить нас – наверное, он уже тогда заметил во мне персонажа своих будущих фантасмагорий… Сергей нередко приезжал ко мне на Гагарина отслушивать и копировать профессиональные плёнки на аудио-кассеты. Что-то я переклеивал, и потом оно выходило на LEO в Англии в виде виниловых пластинок. Увидав своими глазами концерт Поп-Механики в ДК им Ленсовета, я навсегда затаил в себе тайное желание участвовать в этом беспределе, и однажды сам попросился в состав оркестра. Курехин пообещал, что обязательно возьмет.
И только спустя три года, а я уж думал, что он и забыл, Сергей впервые пригласил меня поучаствовать в концерте, который проходил во Дворце Молодёжи, по месту моей службы. Это было феноменальное событие – впервые я вышел на сцену – меня поставили перед большим залом на табуретку и заставили руками делать ёлочку. Вокруг табуретки шествовали такие музыкальные легенды как Борис Райскин, Владимир Диканьский, саксофонист Игорь Бутман, валторнист Аркадий Шилклопер. В таких концертах принимали участие даже Ванесса Рэдгрейв, меццо-сопрано Ольга Кондина, Николай Кола-Бельды, Борис Тимофеевич Штоколов. А на тот самый первый мой концерт в ЛДМ на сцену вывели лошадь. Её провели на самый центр и поставили в полуоборот – мордой к залу, к нам – секции электрогитар – хвостом. Зал взревел – досель никогда никому и в страшном сне не привидилось бы – на ведомственной площадке Обкома ВЛКСМ вывести на сцену лошадь! Животное крепко струхнуло от того, что оно услышало и увидело спереди, но тут Сергей Курехин подпрыгнул, и весь оркестр рявкнул Ми мажор -: кхх-рр-жжжах! Это называлось “оркестровые точки” – после первой, из под хвоста лошадки посыпалось много, очень много зелёной субстанции прямо на все гитарные примочки Юрия Каспаряна, что привело остальных гитаристов в единый глумливый восторг – таких примочек больше ни у кого не было.
Руководство ЛДМ не раз предоставляло Сергею площадку, его любили. Приглашали на творческие встречи – он ставил Prophet 2000 на рояль и рассказывал аудитории о сэмплинге и о том, как сэмплер может облегчить жизнь музыканта – своеобразный мастер-класс. Но и просто меломанам такие концерты всегда шли на пользу – Сергей сыпал именами и терминами, приглашал помогать ему настоящих звезд авангардного джаза, таких как: Михаил Альперин, Михаил Костюшкин, Сергей Летов и Владимир Чекасин. Ума не приложу, как я попал в такой калашный ряд, не понимали этого ни лучницы, ни оркестр ВМА, ни лошади, ни козы – никто не мог понять, что такое Поп-Механика, пока не увидит. Да и после того…
Больше двадцати концертов мне посчастливилось сыграть в составе этого умопомрачительного оркестра. Обычно – в рок-н-рольно-гитарной группе – человек 6-12 в ряд стояли все гитаристы групп Кино, Странные Игры, Аукцион, Аквариум, потом все басисты этих же групп, за ними все барабанщики этих же групп, как мне нашлось место там – удивительно. Играл я хуже всех, места на сцене занимал за двоих, но Сергей неизменно включал меня в performance, даже в весьма ограниченных, по количеству человек, антрепризах.
Немного хуже помню концерты в Голландии. В Амстердам нас пригласил старинный рок-н-ролльный клуб “Paradiso” в центре города – там, начиная с “Beatles”, играли просто все. Тогда, впервые, я увидел стоячий зал и очень удивился. Стоят под сценой взрослые солидные дяди и тёти, курят траву, сигареты, пиво пьют – я был в шоке от такой демократии! Группа пятидесятилетних хиппи в разорванных джинсах с большими трубками с сансемильей в зубах танцевали парные еврейские танцы под наш зудёж и казалось – весь зал не слушает, а участвует в представлении! Потом мы уехали в Роттердам, там поселились на пару ночей и сыграли концерт, но где, как и что мы играли – вспомнить мне навряд ли удастся. Слишком либеральны там у них законы и искус – со всех сторон.Моя первая поездка за границу – Югославия, 1989 год. Мы играли на главной площади Загреба – практически на трамвайной остановке. Люди, проезжая, выходили из трамвая, глазели и снова садились в трамвай. Тимур Новиков с Африкой ставили пластические комбинации в античном стиле, а Ляпин играл поливы за спиной, зубами, лежа на авансцене. Курехин заставил меня сочинить и разучить с оркестром самую глупую эстрадную песенку, на которую я только был способен, раздел до пояса и заставил прыгать в экстазе. Местные панки из супер-зажиточных семей особенно поддержали мой выход громкими криками и стрельбой из пистолета. Спустя какое-то время, американская война разрушила эту площадь.
В Западном Берлине мы давали представление на частной вечеринке, еще до падения Берлинской стены. Там я открыл себе Александра Ляпина как гениального аранжировщика, когда в составе восьми электрогитаристов сыграл расписанную им мелодию – она звучала в кульминации концерта, и это было очень органично и волнующе. У Курехина были сильные драмы, они были тонки и глумливы – характер автора в них приобретал почти материальное воплощение. Художник Сергей Чернов устраивал бесовской art-avanguard, набирая, в качестве моделей, молодых местных волонтёров. Они топтали наши примочки, валили на пол комбики и забрызгивали нас невысохшей голубой краской, которой их раскрашивал Чернов за кулисой. Гитаристы местных рок-групп играли риффы посматривая на нас, гитарную группу, прямо за нами вслед, с небольшой latency. Не помню случая, чтобы кто-то обругал эти мероприятия – ни устно, ни в прессе.
Тележурналист Сергей Шолохов на заре перестройки любил приглашать Курёхина в свои передачи, несколько они провели вместе. Это были реакционно-перестроечные диалоги об истории, музыке, архитектуре. Поднимались вопросы о происхождении человека, о его предназначении. Все это вносило глубокое повреждение в ментальность советского человека, не желавшего расставаться с прошлым. В день, когда Георгий Буш-старший объявил войну Саддаму Хуссейну, а рижский ОМОН брал штурмом Вильнюсскую телебашню, на экраны вышла программа, в которой Курёхин совершенно серьезно рассказал взволнованному Ленинграду, что Октябрьская революция была совершена под воздействием псилоцибиновых грибов-галлюциногенов, и что Ленин неспроста внедрил этот препарат в рабоче-крестьянскую среду. Показывали фотографии, как Ленин с корзинкой собирал грибы, рассказывали, что по странному стечению обстоятельств максимальное количество собираемых псилоцибиновых поганок в России наблюдается всего в двух местах – в Сибирском селе Шушенское и в Разливе под Ленинградом, недалеко от Финляндской границы, там, где стоит Шалаш. Этот факт, который в действительности имеет место быть, позволил озвучить предположение, что Ленин сам был грибом и везде где жил – оставлял свои споры…
Кинематографисты внимательно следили за творчеством Курёхина. Сергей Дебижев, известный петербургский кинохудожник, посвятил ему чуть ли не всю свою творческую жизнь. Нередко в концертах Курехина на сцену проецировались кино-кольца, нарисованные питерскими апологетами параллельного кино – Евгения Юфита, Константина Митенёва. Артисты театра Вячеслава Полунина “Лицедеи” нередко тоже были задействованы Сергеем, казалось – нет предела его воображению. Кинорежиссер Виталий Аксёнов замышлял снимать феерию “Музыкальные игры” вслед за фильмом “Как стать звездой” – Курехин написал сценарий. Под этот соус в БКЗ “Октябрьский” прошла серия концертов Поп-Механики подряд – друг за другом.
Это было уже серьезное мероприятие на городском уровне, нам даже платили деньги за участие в концертах. Фактически это был конкурс красоты, победительница которого должна была играть главную роль Аленушки в фильме Аксёнова. Второе отделение собиралось из отдельных “эстрадных” номеров, тогда и мне придумали хороший сольный выход: я играл на лютне песню “Под небом голубым”, а Райскин с Диканьским играли сольные партии. В итоге, на роль братца Иванушки выбрали меня. Но что-то не везло Виталию Евгеньевичу с этим фильмом – победительница не cмогла пройти кинопробы, и на роль взяли девушку, которая заняла второе место. Вдобавок он в пух-и-прах разругался с Курёхиным и, не долго думая, запустился на музыке Игоря Корнелюка, но я остался – по странному стечению обстоятельств, в то время мы были немного дружны с Игорем и он был не против, даже написал под меня песню для фильма. Надо сказать, что эту песню он программировал как раз у меня дома, и мы с ним обсуждали Курехина. Его мнение о Сергее отражало отношение всей советской музыкальной элиты… нет, они просто не знали Сергея… это был, конечно же, узурпатор, но гений ослепительной доброты и обаяния. Из наших – его любили все.
Вот, буквально, одна бытовая зарисовка. Однажды, не помню уже какого числа, но ровно в полдень должна писаться “Алиса” и я заказал такси на 8:30, чтобы сгонять к Сергею Курёхину за его малюткой – Yamaha DX100. “Позавтракай с нами”, – пригласил Сергей. “Ой, что это?” – удивился я, глядя, как он быстрым движением, без каких-либо приспособлений, вскрывает довольно большого размера консервную банку. Словно фокус – мне показалось, что банку он открывает заточенным ногтём большого пальца. “Это ланчен мит, – сказал Сергей. – Лиза, Лиза, ну что же ты делаешь, положи на место, Лиза, я что тебе сказал, давай мой руки и садись завтракать, Лиза, садись быстрей, мы не успеем”…
Я не оборачивался, чтобы узнать причину непослушания шестилетней дочки Сергея, мой разум полностью захватил ланчен мит. В городе уже все было по карточкам, даже мыло. Меня разбудило такси звонком, сказав что уже едет, я, конечно же, не завтракал, да и нечем было это делать. Курехин почувствовал во мне карлсона, который живет на крыше и, провожая, вручил мне банку варенья. Мы договорились с ним на сессию у меня дома через два-три дня, тогда он и заберет синтезатор.
В двенадцать я уже подъезжал к дому. Костя уже пришел. И Паша Кондратенко. Я вручил счастливому клавишнику синтезатор и побежал на кухню рассказывать жене про ланчен мит. В тот день мы записали “Театр Теней”, да так, что Кинчев прижимал мой лоб к своей груди и долго так сидел. У нас действительно неплохо получалось, мы бы закончили альбом, если бы Косте не подвернулась приличная студия, где “Шестой Лесничий” и записался – вагончик MCI.
Так появилась первая часть. На следующий день у нас был запланирован поход к человеку, у которого был видеомагнитофон. Он собирал по выходным у себя дома целую аудиторию – с каждого по рублю. Фильм назывался, по-моему, “Di Evil” – первая часть киносериала про вампиров. Я никогда раньше не знал про вамиров, про ночные полеты, про неотброшенную тень и мне было страшно. Мы возвращались домой, я уточнял у жены основные приметы вампиров, а записанная вчера секвенция все крутилась и крутилась в голове, а болванка так и ждала себя послушать. В тот день я не успел ничего записать – уставшие, мы по быстрому решили угомониться. Пока то, да сё, я послушал болванку, очарованный звуком решил записать bridge к следующей части, бысто перепрограммировал Корг записав те же аккорды, только в реггей (почему-то). По быстрому наложил гитару, Dx 100, и не успел я ничего толком прослушать, как оказался в постели. Пум-бурум, ля-ля-ля, и вот она уже сопит, а я ни в одном глазу. Наоборот – бодряк, энергия прет… казалось бы…
Не в силах больше сопротивляться, я по-тихому слинял на кухню с электогитарой, заперся там, заварил чай, и за пару часов текст про Вурдалаков был готов. Любовь вампиров – так два пережитых в один день события объединил в себе незатейливый номер, который я склеил английским скотчем Сергея Курёхина из трех немного разных по темпу частей.
Вот такая история…
Его нередко приглашали к сотрудничеству совершенно разные люди, и он никогда не отказывал в помощи. И всегда его присутствие означало успешность любого начинания. Сыграв рояль в совершенно мутном треке, Курехин делал его шедевральным произведением, а киноплёнки с его изображением вошли культурный фонд истории России. Большое влияние он оказал и на мою жизнь – кто знает, стали бы меня показывать по Ленинградскому Телевидению, если бы не заметили стоящим на сцене в составе Поп-Механики. Отношение Курехина привлекло ко мне внимание со стороны радио, это сильно поддержало развивающийся интерес, на фоне которого, в мой альбом 89 года были вложены инвестиции и я начал сольную карьеру.
В то время, Вячеслав Полунин организовал европейский театральный фестиваль “Караван Мира” – пригласил и Поп-Механику. Cловами не передать – как это было интересно! Предстояло объехать всю Европу и дальше, участвовать в многосуточных представлениях среди театров со всего мира и даже Японии, но… видимо не судьба. Курехин разругался с Полуниным и мы, отрепетировав в зале Парка Горького, так и не вышли в тот день на сцену. Всю ночь мы бродили по парку, глазея на проходящие везде представления, – на всей территории расположилось несколько площадок. Нам удалось за двое суток увидеть больше десяти различных спектаклей – шведов, японцев, норвегов и англичан, французов и ирландцев – столько впечатлений за один присест. Наверное, в этом “Караване Мира” я б напрочь накренил себе крышу – он был рассчитан на несколько лет… Нам были вклеены в паспорта визы, которыми никто из нас так и не воспользовался.
На том наша дружба с Сергеем Курехиным закончилась – я перестал заниматься музыкой в чистом виде и на 8 лет выпал из этого мира. А в середине девяностых Курехина госпитализировали с сердцем. Когда собрали деньги на операцию – было уже поздно что-то делать… Сергей умер, о чем я узнал из средств массовой информации.
Для Специального радио
январь 2004
