Танец московских концептуалистов на школьной ёлке под музыку “ДК”. Москва против Ленинграда. Вон из “Центра” за “Алису”
памяти Татьяны Диденко
История моих взаимоотношений с московским роком парадоксальным образом связана с чрезвычайно узким и замкнутым кружком московских концептуалистов. В 1982 ленинградский пианист и композитор Сергей Курехин познакомил меня с ленинградским музыкальным философом Ефимом Семеновичем Барбаном, издателем полуподпольного самиздатского журнала “Квадрат”, депонированного в ВИНИТИ на правах рукописи, автором самиздатской книги “Черная музыка, белая свобода”. Чтобы прочесть его книгу и издания “Квадрата”, Барбан порекомендовал мне связаться в Москве с редактором “Советского композитора” Татьяной Диденко, у которой хранилось все в сейфе на работе. Я в свою очередь познакомил ее с Андреем Монастырским и кругом, собиравшимся по четвергам у него на квартире на ул. Цандера: Владимир Сорокин, Дмитрий Александрович Пригов, Илья Кабаков, “Мухоморы” (братья Мироненко, Свен Гундлах и Константин Звездочетов), Николай Панитков, Георгий Кизевальтер, Лев Рубинштейн, Всеволод Некрасов. Чаще всего бывал там Сорокин, который как-то поинтересовался, не слышал ли я такой группы “ДК”? Группу он мне очень хвалил, но, по его словам, никогда воочию не видел, только слышал катушечный магнитоальбом (в те времена кассеты еще были новинкой). Даже напел мне что-то (чего я потом, кстати, у “ДК” не нашел). Поэтому, когда поздней осенью 1983 года я получил предложение записать партию саксофона на очередной магнитоальбом группы “Девичий Кал”, я не очень долго колебался. Ко мне домой в Красково (я тогда жил в подмосковном поселке, где 62 года назад в день рожденья Бетховена родился самый известный советский новоджазовый музыкант Вячеслав Ганелин – основатель джазовой полистилистики в СССР) приехал гитарист группы Дмитрий Яншин и на собственной “Волге” повез меня на запись в какой-то московский Дом Культуры. Я познакомился с музыкантами: Сергей Жариков на ударной установке, Сергей Полянских на бас-гитаре, Виктор Клемешев (ритм-гитара, труба и тенор-саксофон, впоследствии еще и вокал), Александр Белоносов (клавиши). Атмосфера была очень теплая, дружеская. Пока Яншин по традиции перепаивал разъемы на гитарных шнурах, я расчехлил альт-саксофон, бас-кларнет, подошел к басисту и поинтересовался, в какой тональности играем первую песню. Полянских удивленно посмотрел на меня и сказал, оторопев, что, вообще-то, “ля”. Когда я, удовлетворенный ответом, отошел к инструментами начал раздуваться, ко мне подошел озабоченный Клемешев.
– Слушай, паря, а ты чё, тоже в “ля” хочешь играть?! Ты учти, “ля” – Я уже зАбил, поэл, ты?! Я обычно тут в “ля” играю! Жариков из-за барабанов замахал на нас палочками.
– Ну чё вы в самом деле! Как маленькие! Тональности поделить не могут! Тебе, Сергей, – обратился он ко мне, – в какой удобнее играть – из учета твоих инструментов и т.д.? В си-бемоль? Вот и играй себе в си-бемоль…
Я почувствовал, что СОРОКИН БЫЛ ГЛУБОКО ПРАВ. Я ожидал всякого от российских рокеров, но к такому подходу я не был готов. Вот как писал о “ДК” Андрей Горохов в аннотации к диску “Бога Нет” много лет спустя: “Деятельность “ДК” вполне можно назвать антикультурной и антимузыкальной. Ведь она погружает любую музыкальную форму в состояние холодного и пластмассового китча и отрицает ее самостоятельное существование. Таким образом, “ДК” ясно показал, что рок, начатый Элвисом Пресли и “Битлз”, выродился и умер, оставив после себя гниющий труп, последовательно и с энтузиазмом вскрытый и разъятый группой Жарикова.
После “ДК” искренний и наивный рок-н-ролл, любые его производные, по крайней мере, на советской почве неизбежно свидетельствуют о недоразвитости и реакционности. Жариков утверждал, что “русский рок должен выйти из подворотни”. И русский рок не только вышел, но и затащил в подворотню все, что нашел вне ее, всему дав цену и все поставив на место.”
В это вечер был записан целиком весь альбом “Прекрасный новый Мир” (я так понял, название отсылало одновременно и к словам Просперо из “Бури” Шекспира, и к роману Хаксли – это тоже было непривычно, после убогих подростковых текстов “Машины Времени” и ей подобных, напоминаю – это был 1984! Не знаю, может Жариков хотел через параллель Хаксли || Оруэлл намекнуть на название книги Амальрика?).
Очень показательно, как реагировали в Ленинграде на мое участие в записях “Оркестра Девушки Кати”. Напомню, что первая и вторая “Поп-Механики” состоялась в апреле в Москве, первая – Большая “Поп-механика” – в ДК “Москворечье”, вторая – Малая – в рок-клубе МИФИ (с участием Егора Летова на бас-гитаре). Позднее, когда на репетиции уже ленинградской премьеры “Поп-Механики” на фестивале в рок-клубе на Рубинштейна, 13 я рассказал Борису Гребенщикову о моем впечатлении от “ДК”, то обычно сверхкорректный БГ пришел в ярость, обозвал меня дураком и спросил, как не могу понять, что это всего лишь панки?! Курехин же, начиная с этого момента всегда расспрашивал меня о Жарикове, о его работе с мифом. Особенный интерес у него вызывали Васильев и общество “Память”, о встречах с которыми мне в свою очередь Жариков много рассказывал. С очень большим интересом и Курехин, и Жариков относились к московским концептуалистам.
Имело место одно удивительное выступление, организованное Геннадием Кацовым, поэтом, ныне проживающем в Нью-Йорке, США. Выступление в ГлавАПУ (это между Домом Ханжонкова и клубомнабрестской сейчас) квартета Дмитрий Александрович Пригов – Лев Рубинштейн – Сергей Курехин (синтезатор Yamaha DX-7) – Сергей Летов (саксофон, флейта, бас-кларнет). Мы играли с Курехиным большую часть вечера, потом Пригов и Рубинштейн что-то читали вместе, потом выступали дуэты Курехин – Рубинштейн (мне показалось тогда, не очень удачно) и наш с Приговым, и в заключение какой-то квартетом джем.
Сам я участвовал в акциях “Коллективных действий”, куда входили Андрей Монастырский (Сумнин), Николай Панитков, Георгий Кизевальтер, Никита Алексеев, Елена Елагина, Сергей Ромашко и Игорь Макаревич, начиная с 1983 года – акция “М” – и вплоть до закрытия “КД” в марте 1999. Однако ни в какую группу я не входил, озвучивая перформансы “КД” и ТОТАРТа, помогая реализовывать собственные акции Андрея Монастырского, даже написав пару-тройку текстов для “Поездок за город”. Татьяна Диденко очень активно включилась в жизнь кружка концептуалистов, не то чтобы что-то делая сама или даже озвучивая… Не очень ясно, что она конкретно делала, но она являла собой некий виртуальный мостик, связывающий концептуалистов-подпольщиков с официальным советским миром самим фактом своего существования. Помнится, что одна из азбук Дмитрия Александровича (“Три”О” и один Д.А.Пригов. ХОР рекордз HCD 056a), с представления которой в посольстве республики Мальта началось мое с ним сотрудничество и совместные выступления на протяжении вот уже 20 лет, предназначалась им для трио – с Татьяной Диденко на фортепьяно. В азбуке был помянут и я на саксофоне, и она – что-то вроде “рукою полною белою клавиш касается…”.
Деятельность Татьяны Диденко была вознаграждена – Дмитрий Александрович Пригов в составленной им Табели о Рангах Илье Иосифовичу Кабакову приписал звание Генералиссимуса, сам он, помнится назначил себя генералом, а ей даровал звание младшего лейтенанта.
В декабре, видимо чтобы ознаменовать присуждение ей Д.А.Приговым звания младшего лейтенанта, Татьяна решила устроить бал, соответствующей встрече нового 1984 (!) года. Она договорилась с руководством школы, где учился ее сын, и пригласила группу “ДК” инкогнито поиграть на танцах. Туда же она пригласила Владимира Сорокина, Андрея Монастырского и других и известных ей московских концептуалистов. Особенно мне запомнилось явление Андрея Монастырского, который избегает всяческих тусовок. Вне пределов его квартиры его можно было увидеть только в лесах и полях близ мифической деревни Киевы горки, на Поле Коллективных Действий. Андрей явился, но замаскировался – был в какой-то кожаной шапке-ушанке с опущенными ушами, которую не снимал и все время спрашивал, когда будут “винтить”? Это было первое прилюдное выступление глубоко законспирированной группы “ДК” с моим участием – на моей памяти состоялось всего 3 выступления: второе – в 1987 (с совершенно другим – молодежным составом), третье – в почти классическим составе в клубе “Точка” в апреле 2001 года (но без Морозова и Клемешева). Зрелище танцующих концептуалистов под живую музыку “ДеКи” (Жариков-Клемешев-Яншин-Полянских-Летов) было достойно фиксации, но есть мнение, что подобное невозможно зафиксировать. Магнитофоны ломаются или пленку зажевывают, затвор объектива заклинивает или крышку с объектива забывают снять, кнопку паузы забывают отжать и т.п. В общем, как и должно быть, – это феерическое зрелище осталось только в памяти участников…
Татьяна Диденко не успокоилась на достигнутом, и познакомила меня с другой рок-группой – группой “Центр”. В названии мерещилось что-то немецко-фашистское, типа “Бригада СС”, у которой потом одна буква отвалилась сама собой (как сама собой отваливается буква “М” на крыше Дома Мебели). Сама Татьяна в группе прозывалась Большая Берта. Однако все оказалось не так страшно, как предполагалось. Оказалось, что это ново-волновая группа, в которой в разное время переиграли очень многие московские музыканты, среди них нынешние мои партнеры Алексей Борисов, Иван Соколовский… Впрочем, все мы играли в “Центре” в 80-х не одновременно. В отличие от “ДК” – с которым я только записывался и почти никогда не выступал, с “Центром я никогда не записывался, а наоборот – только выступал. Группа была довольно популярной в узких кругах начинавшейся новой волны. Выступали в концертах с другими нововолновыми командами, такими, как “Браво”, “Доктор”, “Проспект” – впоследствии “Ночной Проспект”. Я не думаю, что я хорошо вписывался в имидж группы со своей внешностью. Со звукорежиссером группы Андреем Пастернаком я постоянно спорил из-за того, что, как мне казалось, меня слабо подзвучивают. За игру в группе “Центр” на меня почему-то осерчал Артем Троицкий и постоянно начал везде критиковать. Это было странно, так как мое выступление с “Аквариумом” (по-моему, довольно невнятное) на первом фестивале ленинградского рок-клуба он приветствовал. Эта критика продолжалась до моего ухода из группы. Барабанщик “Странных Игр” – главной ленинградской группы новой волны – Александр Кондрашкин живо интересовался” Центром”, цитировал песню “Девушки любят летчиков…”. Сам же Василий Шумов, руководитель, автор и вокалист “Центра” ленинградский рок очень не любил. “Боб-Цой-Майк, иностранщина…”, сплевывая говорил он. Василий и своего армянского соло-гитариста переименовал в “Виноградова”. В общем, в 1986, когда я вернулся из поездки в Новосибирск, состоялся I Московский Рок-Фестиваль в ДК МИИТа, на котором я выступал с “Центром” в III отделении. На саундчеке ко мне подошли ребята из “Алисы” и попросили подыграть в двух песнях на саксофоне. В первой и в последней. Мы все обговорили с ними, в начале второго отделения я вышел на сцену, встал впереди у микрофона и стал ждать сигнала, где вступать. Кинчев успешно пропел “Мое поколение подставляет себя под плеть”, а сигнала все не было. Видимо, я отвлекся и не заметил его… Песня закончилась, и я с позором, не издав ни единого звука, ушел со сцены. В последней же песне я решил отыграться – играть как можно дольше – такое ураганное соло, типа того, что я играл в “Поп-Механике” в конце. Надеюсь, что “Алиса” на меня не очень обиделась! Однако после выступления в III отделении с группой “Центр” из группы я был уволен. С тех пор я никогда Василия Шумова не видел и не разговаривал с ним.
Для Специального радио
