Поэзия – одно из первичных искусств, которые нельзя сравнить с чем-то еще. Комбинированные искусства типа кино можно сравнивать с чем-то, а поэзию – нет. Считалось, что это одно из первоискусств, прототипы которого находятся вне нашего диапазона восприятия. Настраиваясь на истинную поэзию, человек переносится в “иной мир”, не столько ощущениями, как в музыке, сколько и умом.
Сегодня мы вспоминаем именинников-поэтов второй недели сентября:
4 сентября:
Константин Гюйгенс,
Юлиуш Словацкий,
Антонен Арто,
Янка Дягилева,
5 сентября:
Роберт Фергюссон,
Гоффредо Мамели,
6 сентября:
Абд аль-Кадир,
Геннадий Шпаликов,
7 сентября:
Эдуард Асадов,
8 сентября:
Лудовико Ариосто,
Клеменс Брентано,
Фредерик Мистраль,
Альфред Жарри,
Расул Гамзатов,
Борис Рыжий,
9 сентября:
Борис Заходер,
Вадим Степанцов,
10 сентября:
Александр Воейков,
Аполлон Коринфский,
Иван Савин,
Егор Летов.
———————————————————
Константин Гюйгенс
В мой день рожденья
перевод Е. Витковского
И вот опять сентябрь, четвертый день опять –
Не мчится время вспять!
Сколь много сентябрей и дней четвертых тоже
Еще пошлешь мне, Боже?
Пожив достаточно, уже могу уснуть:
Не краток был мой путь,
Я тысячи шагов прошел от колыбели
И вот плетусь доселе;
Я падал, Господи, я сызнова вставал,
Но вечно уповал,
Что радость горести должна прийти на смену:
Я знаю жизни цену.
Я бытия не длить уже могу ни дня –
О Господи, меня,
Взываю, отпусти: восторги и печали,
Как сны, давно промчали;
Что было – то ушло, а что произойдет –
Так то уже не в счет, –
Все будет только тень минувшего, былого,
Чему не сбыться снова.
Почто же дней земных не кину череду?
Я, Боже, зова жду,
Подай лишь перед тем, как я засну в покое,
Прощанье мне такое,
Чтоб каждый о своей помысливши судьбе,
Его желал себе.
———————————————————
Юлиуш Словацкий
Совесть
перевод М.Живова
Я проклял – и бежал, постылый бросил дом,
И, прежде чем взошло вечернее светило,
Большое озеро навек нас разделило…
Когда ж луна его покрыла серебром
И ветер завывал всё злей и холоднее,
Я мчался всё быстрей, чтоб разлучиться с нею.
Я мог ее забыть, – мой конь летел вперед,
И рвали в клочья мысль звенящие копыта.
“Ах, где она? Одна? Тоской своей убита?”
Но вижу озеро, и звездный небосвод,
И горы, что меня от слез и стонов спрячут!
“Нет, это не она, нет, это волны плачут”.
Я мог ее забыть… Но, тайну разгадав,
В погоню понеслась луна за мной стремглав.
Я тщетно вел коня тенистыми тропами;
Бросала сноп лучей луна к моим ногам,
И мнилось: не луна, а брошенная там,
Безмолвная, лежит с простертыми руками.
———————————————————
Антонен Арто
Потаенная логика
Город город град огней
Город шума расточитель
Вольный наш освободитель
О лукавый о размытый
Безымянный именитый
Бьются ангелы о стекла
Кони прут сквозь тучи прочь
В небо падают кареты
В ночь ночь ночь ночь.
Это словно пар дыханья
Словно выпот выдох камня
Искупленья крестный ход.
В сшибке четырех ветров
В сходке четырех небес
Конденсируется город
Непреложный город снов
Твой орган роняет в землю
Пыль гремучую громов
Пополняя бесконечность.
Из стеклянной ясной пыли
Зыбких атомов камней
О небесных сеть отдушин
Город ты себя творишь
Город камень твой послушен
Там где горестей граница
На краю тоски немой
Вырос замок потайной
Пепел сердца там хранится.
———————————————————
Янка Дягилева
Ад-край
Отдыхай, я молчу. Я внизу, в стороне
Я вкраю, где молчат. Я на самом краю
Где-то край, где-то рай, где-то ад, где-то нет
Там, где край, так и ад.
Там, где рай, так и нет ничего.
Головою в порог – дверь закрой, не смотри
С башни вниз полетишь, если ветер внутри
Если нет, будешь камнем лежать под горой,
Там, где празднуют пир при Луне упыри
Я не знаю теперь – упаду, полечу
Улететь нету сил, а лежать не хочу
Будет ночь – закричу, отвернусь, укачусь,
Разобьюсь все равно до утра
Постучу во все двери
Пройду по местам, где вас нет
Просто так – может, встречу кого на пути
Поклонюсь до земли – головою в порог
В третий раз, раза два еще мне до пяти
До шести еще три – будет срок и в острог
Тяжело здесь лежать, были б силы уйти
Или вниз, или с краю чуть-чуть отойти
Хоть на метр – присесть, посидеть – покурить
Может, дух испустить, может, перевести
Отдыхай, не всегда ведь со мною легко
Я не та, кто я есть – я пока далеко
Я внизу, в стороне, я на самом краю.
———————————————————
Роберт Фергюссон
Добротное сукно
перевод А. Эппеля
Ты, в ком тщеславие живет
И в Книге Славы строчки ждет,
И лавров жаждет не в черед,
Зачем тебе оно?
Ты лучше облеки живот
В Добротное Сукно.
Тот, кто сукна добыл кусок
И шляпу на седой висок,—
Тот элегантен и высок —
Оно немудрено!
Всем прочим щеголям щелчок —
Добротное Сукно.
А у кого его лишь малость,
Тот вызывает смех и жалость,
Как если б тело его вжалось
В холстину иль рядно;
На людях сроду уважалось
Добротное Сукно.
В субботу брадобрей-юнец,
Всех перебривши наконец,
Лощеный, как весной скворец,
Идет и заодно
Свое выводит в Парк, шельмец,
Добротное Сукно.
Такой с надменным видом выдь —
И не подумаешь, что — брить
Иль наши волосенки вить
Ему судьбой дано.
А сообщает парню прыть
Добротное Сукно.
Любой ретивый ухажер,
Ловящий благосклонный взор,
Не должен получить отпор —
Сие исключено,
Коль он себя изящно впер
В Добротное Сукно.
А появись он весь потерт —
Им увлечется разве черт;
Красотки любят первый сорт —
Уж так заведено.
И штурмом вступит в ихний форт
Добротное Сукно.
И — будь ты гусеницей — все ж
Скорее мотыльком вспорхнешь
И диссертацию пробьешь,
Хоть ты бревном бревно,
Когда в пособники возьмешь
Добротное Сукно.
Иной, как В. Шекспир, смышлен
Иль башковит, как сам Ньютон,
Но окружающим смешон
И выглядит чудно,
Покуда не напялит он
Добротное Сукно.
———————————————————
Гоффредо Мамели
Братья Италии (гимн Итальянской Республики)
перевод Аркадий Кузнецов
О братья Италии,
Страна пробудилась,
В шелом Сципиона
Она обрядилась.
О где ты, победа?
Придёшь ты к нам зримо
И вновь послужишь Риму –
Поможет нам Бог!
В когорты встанем вместе,
Бой смертный – дело чести,
Италия зовет,
Италия зовет!
Мы были веками
Растоптаны, осмеяны,
Мы были раздроблены,
Но слиться сумеем мы.
Одно у нас знамя,
Надежда созрела –
Нам общее дело –
Дражайший залог!
Теснее, дружнее!
В любви и согласьи
Все вместе поднимемся
За мир и за счастье.
Хотим мы свободы
Земле всей родимой –
Бог видит: едины мы,
Кто б победить нас мог?
От Альп до Сицилии –
Повсюду Леньяно;
Подобны Ферруччи
Мы сердцем и раной.
Все дети Италии
Достойны Балильи;
Во храмах зазвонили –
Настал вечерни срок!
В когорты встанем вместе,
Бой смертный – дело чести,
Италия зовет,
Италия зовет!
———————————————————
Абд аль-Кадир
O солнце без света, о свет без солнца.
О море без берега, о берег без моря.
O отрицание без знания, o знание без отрицания.
O другой без сущности, о сущность без другого.
O покрытый без раскрытия, о раскрытие без покрытого.
O рассвет без ночи, о ночь без рассвета,
О мое изумление, о мое чудо, о край Его местопребывания.
———————————————————
Геннадий Шпаликов
Марианне Вертинской
Выпей со мной, Марьяна,
Из моего стакана.
Пусть тебе снится
Светлая Ницца
И заграница, Марьяна.
Кошки на мягких лапах,
Твой знаменитый папа.
———————————————————
Эдуард Асадов
Мои сны
Я проснулся утром и сказал:
«Видел я сейчас забавный сон,
Будто был я нынче приглашен
Дятлом на какой-то птичий бал.
Хором песни пели петухи,
Лес кивал зеленою листвой.
А пингвин, малюсенький такой,
Вдруг прочел Есенина стихи».
Ты журнал с улыбкою закрыла,
Сладко потянулась, как всегда,
И, зевнув, спокойно перебила:
«Лес… пингвин… какая ерунда!..»
Ты смешна – прости, коли обижу.
Сон совсем не безразличен мне.
Днем живу во тьме я, а во сне,
Я во сне я, понимаешь, вижу.
———————————————————
Лудовико Ариосто
перевод Павла Алешина
О, гавань верная, приют надежный,
где две звезды, прекраснейшие в мире,
меня укрыли, мощь утихомиря
стихий, лучи струя на путь мой сложный!
Прощаю морю каждый миг тревожный:
без бурь, объемлющих морские шири,
не мог бы ныне я вкушать на пире
усладу, что казалась невозможной.
О, милый кров, о, комната родная,
во тьме твоей и сладостной, и нежной,
светлее дня во много ночь благая.
Обиды терпкость, гордый гнев мятежный
забудь же, сердце! Все превозмогая,
любовь их возместит тебе прилежно.
———————————————————
Клеменс Брентано
Хотел бы для тебя я
Нарвать цветов в саду,
Но скрыла тьма ночная
Цветы, как на беду.
Я в клевер опустился
И слез сдержать не мог,
И тихо распустился
В саду один цветок.
Но лишь за ним нагнулся
В зеленый клевер я,
Как вдруг цветок качнулся:
«Ты не губи меня.
Не рви меня до срока,
Ведь песнь твоя добра.
Не вынуждай жестоко
Погибнуть до утра».
Так он сказал с тоскою,
Так был он одинок.
И потому его я
Сорвать никак не мог.
Тяну к тебе я руки,
До боли одинок.
Ах, нет любви без муки,
И так судил ей бог.
———————————————————
Фредерик Мистраль
Причастие святых
Из церкви Сен-Трофим смиренно
Она нисходит в мрак ночной.
С портала вниз проникновенно
Глядят ей вслед сквозь дым свечной
Каменноликие святые.
Ее благословляя путь,
Глядят на улицы пустые
Не в силах взор свой отвернуть.
Ей, целомудренно красивой,
В толпе, заполнившей собор,
Не слыть улыбчивой, болтливой –
Когда псалмы выводит хор,
Ей мнится – в час богослуженья
Она в раю. Гремит орган.
Незримо ангелов круженье
Над песнопеньем прихожан.
Но гаснут свечи литургии.
Святые камни смотрят вниз
И на нее. Что им другие –
Ведь ею узнан парадиз.
Взирают с высоты портала,
Суля ей милость высших сил.
Ночь безмятежная настала,
И Жан Святой заговорил:
«Пусть эту девочку не ранит
Сей Грозный мир – боготворя
Судьбу, пускай монашкой станет
В убежище монастыря».
«Ты прав, – Святой Трофим ответил, –
Но в церкви мне она нужна.
Как диск луны во мраке светел,
Так в мире суетном – она».
Святой Гонорий молвил братьям:
«Стемнело и подлунный свет
Окутал дол прозрачным платьем
И нам пора прервать совет, –
Открыта в Алискамп дорога,
Сойдя с порталов обжитых,
Пора лететь на мессу Бога,
Встречать Туссен – день всех святых».
Покрыв накидкой голубою,
Одев в тончайшие шелка,
Возьмем же девочку с собою!» –
Так говорил Святой Лука.
И вот четыре изваянья
Летят над крышами домов.
А следом – дивное сиянье
Души, покинувшей альков.
А поутру своим домашним,
Недетской радостью полна,
О сновидении вчерашнем,
Смеясь, поведала она –
На праздник в Алискампе ночью
Приморский бриз ее принес.
Там видела он воочью
Как мессу отслужил Христос.
———————————————————
Альфред Жарри
Блажен, кто целый мир забыл
Среди отеческих полей;
Кому и самый воздух мил
Страны своей.
Кто вскормлен нивою родной
И молоком овец и коз;
Чей лес дарит прохладу в зной,
Тепло в мороз.
Благословен, без тяжких дум
Следящий плавный ход времен,
Чье тело крепко, ясен ум
И сладок сон.
Чей день достойного труда.
Сменяет праведный досуг;
Чей чистый помысел – всегда
Раздумий друг.
И я бы жить в глуши желал,
От жадных глаз людских сокрыт,
И умереть, чтоб мир не знал,
Где я зарыт.
———————————————————
Расул Гамзатов
Я проснулся на рассвете –
В небе ни единой тучи.
А вчера был дождь и ветер,
Мир был весь в слезах горючих.
Кто ж так высоко–высоко
В небе поднялся с метлою
И подмел в мгновенье ока
Небо, скованное мглою?
———————————————————
Борис Рыжий
Фонари, фонари над моей головой,
будьте вы хоть подобьем зари.
Жизнь так скоро проходит — сказав «боже мой»,
не успеешь сказать «помоги».
Как уносит река отраженье лица,
век уносит меня, а душа
остается. И что? — я не вижу конца.
Я предвижу конец. И, дыша
этой ночью замешанной на крови
говорю; «Фонари, фонари,
не могу я промолвить, что болен и слаб.
Что могу я поделать с собой? —
разве что умереть, как последний солдат,
испугавшийся крови чужой».
———————————————————
Борис Заходер
Краткое содержание
Шёл – и встретил женщину.
Вот и всё событие.
Подумаешь, событие!..
А не могу забыть её.
Не могу забыть её,
А она – забыла.
Вот и всё событие…
Вот и всё, что было…
———————————————————
Вадим Степанцов
Элен
Мой ангел, всё в прошлом: прогулки, закаты.
Прошу вас, немедленно встаньте с колен!..
Вы сами, вы сами во всем виноваты.
Элен, успокойтесь, не плачьте, Элен!
Увы, ваших нынешних слез Ниагара
не смоет следов ваших гнусных измен!
Пускай в этом смысле и я не подарок,
но я рядом с вами младенец, Элен.
Довольно! Долой ненавистные чары,
долой ваших глаз опостылевший плен!
Пусть новый глупец под рыданье гитары
даёт вам присягу на верность, Элен.
Прощайте, сады моих грёз, где когда-то
резвились амуры и стайки камеи.
О, как я страдаю от этой утраты!
Сады сожжены. Успокойтесь, Элен.
Не надо выпячивать нижнюю губку,
не надо играть отвратительных сцен,
не рвите, пожалуйста, беличью шубку,
которую я подарил вам, Элен!
Не трогайте склянку с настойкой цикуты,
не смейте кинжалом кромсать гобелен!
О, как вы прекрасны в такие минуты!
Элен, я люблю вас, не плачьте, Элен.
———————————————————
Александр Воейков
К моему старосте
Отечества, семьи и барина кормилец,
Брадатый староста, безграмотный мудрец,
В повиновении, в убожестве счастливец,
С тобой поговорить мне должно наконец!
Дивишься ты, что я, и праздный, и богатый,
И незаисимый, ропщу на жребий свой,
Тогда как ты, блажен средь дымной, низкой хаты,
Не ропщешь на судьбу и весел над седой.
Ты веруешь в душе, что стужа, зной, работы
Здоровей праздности; что барин должен знать
Одних лишь рысаков да псов своей охоты
И, как придверный пес, жиреть, лениться, спать.
Мой друг! ты белый свет и город знаешь худо!
Одним покроем ввек шьешь длинный свой сермяк!
Когда б хоть на два дни с тобой рок сделал чудо,
Обривши бороду, надев короткий фрак,
В один карман вложил предлинные экстракты
Из крючкотворных дел, в другой карман часы,
Грусть, скуку поверять; дал в руки мел и карты
И два хохла на лбу поставил для красы;
Когда бы Кривотолк по силе уложенья,
По силе грамоты о вольности дворян
Хватайке отсудил часть твоего именья
В противность истине, в противность всем правам;
Когда бы родственник к тебе из сожаленья
Проворно схоронил в свой родственный карман,
В сей ненасытный гроб монет, твои алтыны;
Когда бы друг тебя наверну обыграл, —
Скажи, увидевши столь нежные картины,
Как ты о счастии моем бы думать стал?
Прибавь же к этому всех большее несчастье —
Зреть торжествующим неистовый разврат,
В судьбе обманутых живое брать участье
И видеть совести с фортуною разлад;
С грабителем казны изобличенным вместе
Быть в лучшем обществе, в почетнейших домах,
С злодеем, коего давно на лобном месте
Нам видеть надо бы у палача в руках;
Смотреть, как делатель фальшивыя монеты
Для света целого дает богатый пир:
Педанта Колбертом зовут в стихах поэты
И как разбойника признал владыкой мир —
Тогда бы ты сказал, спеша под кров домашний:
‘Я лучше соглашусь взрыть целый огород,
Простую воду пить, вкушать простые брашны
И в хижине своей укрыться от хлопот!
Ах! я не ведал бы в объятиях семейства,
Кому судьба людей в градах поручена,
Где всё на откупу, и самые злодейства,
Где всё продажное: и совесть, и жена!
Там не видал бы я людей в крестах без веры,
Без чести в почестях, в почтеньи без заслуг,
За деньги вышедших в дворяне, в офицеры
Из целовальников, из самых подлых слуг!
В селе не знал бы я, что даже в храмах веры
С смиренной харею, с двуличною душей,
Во всеуслышанье вздыхая, лицемеры
Смышляют обмануть и бога, и людей!’
Но если б сверх того ты, сделавшись поэтом
За тяжкие своих родителей грехи,
Любил читать, читать, читать пред целым светом
Посланья, басенки, водяные стихи,
Где и без ‘абие’ слов много бестолковых,
Любил, и трепетал, чтоб ваксы и сельдей
Купец не обернул сатирою твоей;
Чтобы поэма в честь, во славу дел Петровых
На полке не сгнила — кус лакомый червей!
Чтобы мессии в честь, настроя громку лиру,
С Сурминым Клопштоку дерзнув идти вослед,
Не написать, как он, на здравый смысл сатиру
И в сумасшедших дом в жару не залететь, —
Тогда бы ты узнал, что тяжело поэту
И русские стихи порядочно писать,
Что надо быть, как я, бессовестну, чтоб свету
Свой жалкий бред в стихах французских предлагать.
О ты! который жил всегда со всеми в мире,
Который никого в свой век не проклинал,
Ты проклял бы и жизнь, и страсть играть на лире
И Феба с музами в ад к дьяволу б послал!
Теперь, мой друг! сравни, сообрази прилежно
Быт барский хлопотный и тихий свой удел.
Ты жизнь ведешь умно, спокойно, безмятежно,
В крестьянстве быть всегда свободным ты умел;
А я!.. о, верная примета сумасбродства! —
Свободный званием, но в самом деле раб,
Раб честолюбия, раб страсти стихотворства,
Я жадности писать сопротивляться слаб!
Свобода не одно с испорченною волей —
Поверь: бедняк, как ты, стократно веселей,
Стократ довольнее своей смиренной долей,
Чем сонм философов, вельмож и богачей.
Поверь… и Греция, и Рим тебе порукой,
Сии невольники — Эзоп и Эпиктет…
Ах! я забыл, что ты не просвещен наукой,
Что незнаком тебе республик древних свет…
Но ты и в этом прав: с простым и добрым сердцем
И с маленьким умом, довольным про себя,
Как я желал бы быть таким, как ты, младенцем!
Как рад бы я прийти учиться у тебя!
Не зная римских прав, живешь в ладу с соседом;
Без математики ты знаешь свой рубеж
И, веры праотцев не искажая бредом,
Постишься, молишься и тихо крест несешь.
Не спрашиваешь ты Жан-Жака и Платона,
Как целомудренно жену свою лобзать;
Умеешь выполнить свой долг без Цицерона;
Готов последний грош убогому отдать.
Ты трезв, трудолюбив, спишь на пуку соломы;
Работе, отдыху — всему урочный час;
С французской кухнею, с шампанским незнакомый,
Ешь кашу русскую, пьешь в будни русский квас,
А в праздник русское, а не заморско пиво.
Зато и в пятьдесят ты бодр, румян в тягле,
Зато вспахать тебе полнивы в день не диво;
Зато не думаешь еще об костыле;
Зато, мать судорог и дочь невоздержанья,
Подагра твоего не посетит одра.
Она пойдет искать великолепна зданья
И ложа пышного, на коем доктора,
Мигрени, колики и спазмы испытуют
Терпенье богача; где совести укор
И веры тайный глас впервые торжествуют
И где наследников веселых полон двор.
Тогда как ты, простяк, без страха, без томленья,
С живою верою к могиле подойдешь
И, дальний, трудный путь сверша, до воскресенья
Простясь с домашними, приляжешь и заснешь!
А мы… безумные с науками… но полно!
Не всё, что на сердце лежит, пересказать!
И так я час болтал без умолку, довольно!
Мне время рифмы плесть — тебе пора пахать!
———————————————————
Аполлон Коринфский
В стенах неволи городской
Кончая хмурый день печальный,
С какой безвыходной тоской
Я вспомнил плеск реки кристальной,
Повисший над обрывом сад,
Берез развесистые сени,
В старинном доме комнат ряд,
Террасы шаткие ступени,
Поля, луга… Как будто вдруг –
Под стон озлобленной столицы –
Перечитал мне старый друг
Забытой повести страницы…
Казалось мне: в степной глуши
Я вновь живу, – поля родные
Со мной беседуют в тиши
И мне внимают как живые;
И я люблю, люблю впервые,
Всем юным трепетом души!..
———————————————————
Иван Савин
Ты брошен тоже, ты поймешь,
В дурманы вглядываясь строже,
Что счастье, если и не ложь, –
На ложь мучительно похоже.
Тот, первый, кто вином любви
Уста раскрывшиеся нежил,
Не слеп от нынешней крови
И в нашей брошенности не жил.
Тот, первый, в райском терему
Лаская кроткую подругу,
Не шел в хохочущую тьму
По кем-то проклятому кругу.
А мы идем. Над нами взгляд
Безумия зажжен высоко.
И каплет самый черный яд
Из окровавленного ока.
Что сердца легкая игра
Тяжелому земному телу?
Быть может, уж давно пора
Мечту приговорить к расстрелу.
А мы в безлюдье, в стужу, в дым
Несем затравленность обетов,
Мы, как Евангелие, чтим
Бред сумасшедших и поэтов.
И, вслушиваясь в злую ложь,
Горим, с неоспоримым споря…
Ты брошен тоже, ты поймешь,
Что счастье выдумано с горя.
———————————————————
Егор Летов
Метаморфозы
Время сеет время сеет
Волосатые снега
Только радуга над полем
В ярких сумерках дождя
Из оврагов веет память
Рыбы плещутся в кустах
Нежной ленточкой на ветке
По руке сползает жук.
Снежный шарик на ладони
Он распустится цветком
И, как гусеница, летом
Превратится в воробья.
На асфальт упал кузнечик —
Тают улицы под ним
Побегут они ручьями
И исчезнут, как и он,
В ярких сумерках дождя
Там, где радуга над полем.
———————————————————
