Рождение поэта – вещь редкая, и потому мы стараемся в наших обзорах представлять большую часть тех, о ком сохранила память литература. В сегодняшнем обзоре поэтов – именинники июньской недели с 19 по 25 числа:
19 июня:
Фёдор Глинка,
20 июня:
Сальватор Роза,
Роберт Рождественский,
Юрий Визбор,
21 июня:
Вильгельм Кюхельбекер,
Александр Твардовский,
Лана Дель Рей,
22 июня:
Владимир Ланцберг,
Георгий Васильев,
23июня:
Анна Ахматова,
Густав Крклец,
Михаил Айзенберг,
24 июня:
Владимир Харитонов,
Инна Лиснянская,
25 июня:
Арсений Тарковский,
Игорь Шкляревский.
—————————————————–
Фёдор Глинка
Ночная весенняя картина
Опять весна!.. На чувства нега веет…
Двенадцать бьет, столица спит;
Великий пост!.. нет шуму… всё говеет…
Двухградусный мороз чуть-чуть свежит…
В стекло и в синево канала
Небес открытых вышина
Свои все звезды пороняла…
И, мнится, каждая, коснувшись дна,
Как золотая искра, тлеет!..
И там рисуется красиво длинный ряд
Вниз опрокинутых палат;
И тень прохожего мелькает полосою –
И он любуется картины сей красою!..
—————————————————–
Сальваторе Роза
Из сатиры второй
перевод Сергея Шервинского
…Вернусь к поэтам: года два, не менее, –
Хоть с Верресом он свыкся, – кражи ваши
Счислял бы тот, кто выправил Герения.
О стыд, заливший краской время наше!
Другие дали сок, – труды их тяжки, –
А льется к вам в чернильницы и чаши.
Скрыть тщатся эти мелкие мурашки,
Что ради Клио с Фебом, шито-крыто
Крадут зерно с полей античной вспашки.
Не надо тут ни фонаря, ни сита:
Увидишь и при беглом созерцанье,
Что мучку мелют из чужого жита.
Редка та книга, что не есть собранье
Всего, чем от любого поживились
Писаки под предлогом п о д р а ж а н ь я.
Аристофан, Гораций! Где вы скрылись,
Большие люди? Если б вы, примерно,
Из тьмы могильной снова к нам явились,
О, вас о том прошу не лицемерно:
Твердя про то, как люди вороваты,
Аристофан мой, ты охрип бы, верно.
Гораций, этих авторов прочтя, ты
Воскликнул бы: о, как на их кафтане
Нашиты часто знатные заплаты!
Что годы им? Для пышных одеяний
И греков им, и римлян пурпур впору,
И вот – одеты все, как новый Дзанни.
Тех подражателей, в худую пору,
Что «рабским стадом» ты нарек впервые,
Теперь назвал бы вороньем, без спору.
Тут на потребу всем слова чужие.
И подражать-то бросили, но чохом
Возьмут и спишут – перья продувные.
Хоть поневоле рядятся, со вздохом:
Когда б они в своем тряпье предстали,
То вход на Пинд закрылся бы пройдохам.
Они – бессмертья ради – грабить стали
И не боятся осужденья светом:
Кто крал, чтоб жить, – того не осуждали.
Ошибка их во всем, не только в этом:
Живых не ценят, не упоминают:
Лишь мертвые для них – с авторитетом.
А помянут – насмешку вызывают:
У них-де пошлый ум, перо дурное,
Им тексты древние не помогают.
Мой бедный мир! Вот кто твои герои:
Кто у других крадет, воспроизводит
Слова отцов и дедов, их присвоя,
И тот лишь, заблистав, в печать проходит,
Кто грабит без стыда, как плут прожженный:
Тетрадь чужую скрал – и переводит.
Он каркает, став важною персоной –
А если б отложил чужие перья,
Остался бы эзоповой вороной.
—————————————————–
Роберт Рождественский
Дружище, поспеши.
Пока округа спит,
сними
нагар с души,
нагар пустых обид.
Страшась никчемных фраз,
на мотылек свечи,
как будто в первый раз,
взгляни
и промолчи…
Придет заря,
шепча.
Но –
что ни говори –
бывает, что свеча
горит
светлей зари.
—————————————————–
Юрий Визбор
Есть в Родине моей такая грусть,
Какую описать я не берусь.
Я только знаю – эта грусть светла
И никогда душе не тяжела.
Ну что за тайна в сумрачных полях,
В тропинке, огибающей овраг,
И в листьях, что плывут себе, легки,
По чёрным зеркалам лесной реки.
—————————————————–
Вильгельм Кюхельбекер
Да! ровно через год мы свиделись с тобою,
Но, друг и брат, тогда под твой приветный кров
Вступил я полн надежд, и весел и здоров —
Теперь, измученный и телом и душою,
Беспомощным, больным, трепещущим слепцом
Поник я под своим страдальческим венцом
И смерти говорил: приди же, избавитель!
Вот я вошел в твою смиренную обитель.
И ожил вдруг душой; и вера и любовь
Вновь встретили меня: уж не бунтует кровь,
И сердце улеглось, и тешусь я мечтою,
И с богом я мирюсь, и с миром, и с собою!
—————————————————–
Александр Твардовский
Не хожен путь,
И не прост подъём.
Но будь ты большим иль малым,
А только – вперёд
За бегущим днём,
Как за огневым валом.
За ним, за ним –
Не тебе одному
Бедой грозит передышка –
За валом огня.
И плотней к нему.
Сробел и отстал – крышка!
Такая служба твоя, поэт,
И весь ты в ней без остатка.
– А страшно всё же?
– Ещё бы – нет!
И страшно порой.
Да – сладко!
—————————————————–
Лана Дель Рей
Пахнет жасмином
Бремя славы реально
Оно никогда ещё не ощущалось так ясно
Ты в мягком свете
По 405-й дороге из Венис
речка красного цвета
Интересно, это
астрономические сумерки
или гражданские сумерки
—————————————————–
Владимир Ланцберг
Что-то муза опаздывает.
Обещала прийти ровно в семь –
и нет ее.
Час нет,
день нет,
год нет…
Вдруг
в десятом часу
прибегает –
красная, запыхавшаяся:
– Извини,
там трамваи не ходили:
тока не было.
—————————————————–
Георгий Васильев
Поутру я жажду Жизни,
А под вечер – Смерти…
Ты прислала письмецо мне
В бежевом конверте.
О погоде, о заботах…
Ничего такого…
И о том, зачем мне пишешь,
В том письме ни слова…
—————————————————–
Анна Ахматова
Молитва
Дай мне горькие годы недуга,
Задыханья, бессонницу, жар,
Отыми и ребенка, и друга,
И таинственный песенный дар —
Так молюсь за Твоей литургией
После стольких томительных дней,
Чтобы туча над темной Россией
Стала облаком в славе лучей.
—————————————————–
Густав Крклец
перевод Виктора Санчука
Окно в ночи. Оно, сияя, мнилось
звездой, которой бредят моряки.
О, чья ему определила милость
так много чувств роскошных и тоски!
Волшебное окно. Оно светилось,
как светятся костры и маяки.
И я застыл; и всё остановилось;
и стали мне огни его близки.
Узнал я: там, за ним, в провалах комнат —
седой старик. Он о другом не помнит,
пока, на двери опустив засов,
он слушает в счастливом упоенье,—
как мира гулкое сердцебиенье,—
пульс еле слышный маленьких часов.
—————————————————–
Михаил Айзенберг
Ушла пора, когда недавний друг
умело занимал нас пустяками.
Мы злились, но оказывались вдруг
как дети перевязаны шнурками
и втянуты невольно в общий круг.
И дело сразу валится из рук.
Вино по кругу, странная прогулка.
Любое слово, сказанное вслух,
там отзывалось смазано и гулко.
И возникал, куда б он ни входил,
какой-то ветерок – свободный дух
сухой листвы и мусорного мрака,
с которым уживался он один.
Как будто вправду вышел из оврага.
—————————————————–
Владимир Харитонов
Ты всё для мамы делаешь, для мамы…
Ограду на могилке подновил…
Зачем они, посмертные рекламы
С подсветом медно-цинковых белил?
Зачем он ей, твой шёпот запоздалый,
И суета у новеньких оград?
Закрыты все всемирные вокзалы,
Они нам даже миг не возвратят.
А мы приходим к прошлому с мольбою,
Чего-то безвозвратного прося,
И укоряем небо над собою
За то, что сеет ржавчину роса.
—————————————————–
Инна Лиснянская
***
Где живу, там и рай земной.
Меж берёзою и сосной
Проступил в синеве сплошной
Ангел, словно знак водяной.
Больше я не могу о войне
Ни в Сараеве, ни в Чечне,
Этот век так устал во мне,
Что усоп на косматом дне
Простоватой души моей,
Виноватой души моей,
Бесноватой души моей,
Господи, не жалей!
*
Жизнь
Улыбкой слезу
Стираю с лица, –
Кому же к лицу
То хворь, то ленца?
Хочу – не в подъём,
В подъём – не хочу,
Вот так день за днём
Я жизнь волочу.
Ленись не ленись,
Болей не болей.
А всё-таки жизнь
Всех жалоб умней:
Снимает, как смерч,
С насиженных мест.
Она – моя речь,
А я – её жест.
—————————————————–
Арсений Тарковский
Вы нашей земли не считаете раем,
А краем пшеничным, чужим караваем.
Штыком вы отрезали лучшую треть.
Мы намертво знаем, за что умираем:
Мы землю родную у вас отбираем,
А вам — за ворованный хлеб — умереть.
—————————————————–
Игорь Шкляревский
Пока в столовке жадно ест собачник,
К его фургону, развевая мрак,
В рубахе белой подкрадётся мальчик,
Сорвёт засов! И выпустит собак.
Они рвануться в темноту на волю!
Пьянея, с ног спасителя собьют.
Вот, кувыркаясь, по ночному полю
Они уже бегут, бегут, бегут.
Река блеснула. Им не надо брода.
Они плывут. И где-то за рекой
Соединяет радостно свобода
Крик человека и собачий вой.
Их колет рожь! Их радуют проклятья!
Под каждым стогом есть для них приют.
Но и во сне, обнявшись, словно братья,
Они бегут, бегут, бегут, бегут…
