Я пришел на худсовет, они мою кандидатуру рассматривали, Опрятная говорит – вот видите, показывая на мои рекомендательные письма от Липницкого и Шумова – это люди все известные, давайте его брать. И это несмотря на то что она мне задала провокационный вопрос, что мол ты любишь Аквариум, Зоопарк, питерских, то есть в вину мне это ставила, а я ей сказал, что мы всех любим, мы тиражируем записи на весь Советский Союз, что мы их вообще всех раскрутили, и что до этого пустыня была. Опрятная говорит – ну ладно, но теперь тебе придется с другими группами заниматься, на что я сказал, что мне все равно, что чем больше, тем мне лучше.

С Цоем мы познакомились у Гены Зайцева, когда они с Рыбой принесли ему первый альбом слушать. Заслуг перед рок-н-роллом в то время у них ещё не было, и Гена, член совета рок-клуба весьма скептически к ним отнёсся. В тот день он был под впечатлением от привезённого из Уфы нового альбома Шевчука «Не стреляй», а тут пришли два красавца и поставили ему про дерево. Разумеется, Гена не мог не заметить контраста: с одной стороны красивые тексты, нормальное пение, а с другой – предсмертный рёв загнанного марала. Разумеется, однорукому нравилось больше ДДТ, поэтому впоследствии он стал директором Шевчука. Цоя сразу шибко полюбил Тимур Новиков, и я часто стал встречать Виктора у Тимура – его приводил Гурьянов.

Егор Летов скрывался от ментов у меня дома. Он познакомился с Цоем, но крепко подружился лишь с АукцЫоном. Все остальные его сторонились, общаться с ним было очень стрёмно. Свинья по сравнению с ним был совершенно безобиден. Он был как бы политик, и все стремались. ГРОБ сыграли концерт в Рок-клубе, и публика была от них сильно в шоке. Правда, концерт был не очень удачный. Звук был очень жёсткий – не такой лояльный, как в его номерных альбомах. Тогда они выдали какой-то нойз, и песни все новые, но не было известных мне хитов.

Однажды Башмачок и вовсе меня поразил. Мне очень нравилась одна из подружек моей супруги, и, как-то раз, они встретились у меня дома на импровизированной вечеринке. Слушание магнитофона, пение песен, слово-за-слово, и мои гости внавал оккупировали мой диван. Во время непринуждённой беседы, в хитросплетении рокерских тел, красивая нога нашей подружки оказалась в паху у поющего СашБаша. Возбуждённый, он спел сразу еще одну песню, потом еще одну, а когда девушка вышла по своим делам, ринулся за ней. Дождавшись, пока она выйдет, он позвал её на кухню и начал раздевать. Динка, так звали девушку, неожиданно для него оказала сопротивление: стала кричать и вырываться, за что немедленно получила от СашБаша в лоб, и судя по всему далеко не один раз. Динка пришла в комнату вся в слезах, потрёпанная, с красным лицом. Саша остался курить на кухне.

В течение двух дней они приехали. Я приготовил покушать, купил бутылочку. Моим родителям нравился Цой, и они нам совсем не мешали общаться. У меня стояла тропилловская драм-машина «Лель», на которой летом мы записывались со Свиньёй. Её вид испугал Виктора, но я поставил ему запись, которую осуществил сам, наложив несколько гитар на эту драм-машину и спел про знак высоких чувств. К удивлению, Виктору очень понравилась вся песня вкупе: и текст, и мелодия, и звучание гитар, и даже то, как я записал «его» драм-машину. А мне страшно хотелось записать Цоя. Новый альбом «Кино» – я этим просто бредил.

Бывало и так: открывается занавес – люди, одетые в черное, в черных очках выкатывают на сцену, именуемую “черный кабинет”, огромный черный концертный Stainway и уходят. Гаснет свет, рояль широким лучом “берет” пушка, и наступает тишина. Минута проходит, другая, зал начинает недовольно шебуршать. И вдруг… крышка рояля открывается, из него появляется Курехин в джинсовом костюме с вышитым на спине разноцветными камнями словом Capitan. Фиксирует крышку и начинает извлекать волшебные звуки прямо из чрева рояля. Начинает с верхнего регистра, бьет молоточком по металлической раме, изредка задевая струны возле колков – в том месте, где струны вообще не должны звучать.

Люди толпились в проходах, постоянно слонялись по зданию, у входа стояла неубывающая толпа. Тех, кто, собственно, и должен был «прослушивать», почти никто не видел и мало кто помнит. Все было достаточно хаотично. Помимо выступающих, в зале было много незапланированных и «непрошенных» гостей. Были злорадствующие подпольные устроители концертов, люди из Питера, «самодеятельные» фотографы, делавшие свой бизнес на тиражировании фотографий запрещенных рокеров; музыканты групп, принципиально отказавшихся от участия в «прослушивании» или не приглашенных из-за отсутствия названий коллективов в «черных списках». Были многочисленные друзья музыкантов и, наверное, были и друзья комсомольцев, пришедшие «по блату» изучать музыку своих идеологических врагов.

Профессиональные записи Терри так и не всплывали на нашем рынке, хотя я знаю точно, что они существуют. Людмилу Колот нередко приглашали на запись другие группы, она была способна быстро разрулить даже самую тухлую аранжировку. Впоследствии её талант востребовался на родине джаза в Америке, где Терри попала в состав оркестра Глена Миллера. Там и живет до сих пор, и ничего о ней оттуда не приходит. Своим собственным проектом она так и не прославилась, и если бы не наша “детская” запись, сегодня трудно было бы предъявить какие-то внятные доказательства наличия Терри в истории питерского рока.

Поскольку рок в 80-е был очень моден и собирал стадионы, эстрадники быстро понадевали кожаные куртки, сели на модные мотоциклы и взяли в руки электрогитары. Пугачева, помниться, тоже затусовалась с поп-«рокерами» – Виктором Зинчуком и Владимиром Кузьминым, а позднее – с Гариком Сукачёвым, «Серьгой»-Галаниным, Скляром. и другими мегазвездами русского рока. И вот, что удивительно: рокеры эти уже престарелые дядьки, а Алла – всё такая же молодая…

Некто А. Башлачёв появился в Москве типа в 1984 году. Немногочисленное столичное подполье пас тогда историк И.Смирнов со товарищи, организовывал квартирники и изящно тусовался в лёгком флёре «демократических» ценностей. С подачи Троицкого – другого историка, которого все страшно боялись за его виртуозное владение комсомольской демагогией и совершенно очевидную нелюбовь к року и, тем не менее, именно с его подачи Башлачёв стал частым гостем засранных флэтов золотой советской молодёжи. Именно на одной из таких «точек» – в девятиэтажке у метро «Новокузнецкая» – я впервые услышал будущую легенду русского рока.

Вскоре после нашей с Юрием беседы был выпущен альбом «Единочество.». И первая, и вторая части этой пластинки уже успели получить весьма высокую оценку у меломанов. Правда, питерский фестиваль Шевчуку и «ДДТ» провести не удалось, город ему это сделать так и не доверил и предпочел во время юбилейных дней потратить деньги на полупопсовую музыкальную тусовку.