У Володи Гуськова, нашего музыканта-гитариста, был любимый гитарист Дэвид Гилмор из «Пинк Флойд». Как-то на репетиции у Володи порвалась струна, мы прервались, и он надвязывал, чинил свою струну. Вдруг открывается дверь в репетиционную и в комнату заходит его любимый Дэвид Гилмор! Гилмор разглядывает нас, видит Володю с гитарой, рассматривает его самодельную примочку-дилэй с наклейкой «Soviet Union» и маленьким дисплейчиком.
Мы набрали целый багажник деревяшек, из которых я дома выбрал корень-загагулину, которая звучала, когда ее прижимали к столу и дали мы ему название «рутсаунд». Этот корень обнимал камень, то есть по центру коряги был кусок известняка. Гермес предложил приделать к корню звукосниматель, который мы поехали и купили в магазине вместе со штекером, натянули как на лук гитарную струну. У Гермеса были примочки, он играл на сантуре (персидский инструмент) и он играл через процессоры, которые дал мне попробовать озвучить корягу и она зазвучала очень прекрасно.
Момент и процесс рождения стиха, рифмы, строчки, как это происходит и несколько слов о саморедакции и самоконтроле в процессе создания стихотворения, насколько спонтанен интуитивен и осмысленен сам процесс и результат Развитие личности поэта и его профессиональных навыков – это необратимый процесс или можно вернуться к истокам забыв про опыт
Всё, что можно говорить в контексте этого пункта, сводится к возможно наибольшему читательскому опыту, включая не только всю существующую мировую поэзию, но и всё, что о ней написано. Не зная сегодня контекста современной русской литературы и не имея опыта письма, невозможно написать ничего значительного. Думаю, начитанность и компетентность это – основной принцип становления нынешнего литератора.
Получив техническое образование, он закончил Лондонскую Королевскую Академию Файнарта, которую заканчивали ребята из «Queen» и некоторые другие музыканты. Он, когда нас послушал, сказал, что наша музыка наиболее близка к «Talkin Heads», потом уже, на гастролях в Америке про нас говорили, что мы – «русский «Токин Хедс». Но если изучать нашу команду, можно понять, что у нас нет четкого ритма в композициях. Саша Липницкий играл на гитаре довольно своеобразно и коряво, с чем Леша Павлов, барабанщик, который играл очень хорошо, боролся как мог. Лелик Бортничук тоже на своей гитаре бегал взад-вперед, то замедляясь, то ускоряясь, Петр тоже играл оригинально, правда вполне ритмично, так что мы с Павловым удержать весь этот поток не могли. Брайн сказал нам: «Вам нужен ритм, – «чуки-чуки»! Вам нужен гитарист».
Стас тогда активно поддерживал «Бригаду С», при этом у него была давно состоявшаяся группа «Цветы», популярная в 60-70е годы, и тогда же он начал формировать «Парк Горького» из музыкантов “Цветов” и “Группы Стаса Намина”. В результате часть музыкантов осталась в “Цветах” (тот же Александр Лосев), кто то влился в “ПГ”, а другие сформировали “Лигу Блюза” (Воронов, Солич). Николай Носков и гитарист Алексей Белов, будущие участники “Парка” вроде бы до этого не играли в “Цветах” или в “ГСН”. Белов, к стати, тоже ездил тогда в Таллин. Барабанщик «Парка Горького», Александр Львов, работал у Стаса звукоинженером, мы даже не подозревали, что он еще и на барабанах играет.
В «Рок-Лаборатории» каждая группа была очень другой, было стыдно походить на кого-то. Там было много концертов, фестивалей, например – «Движение в сторону весны» был хороший, интересный фестиваль. К самым ярким впечатлениям от наших концертов относится дебют старика Хэна, нашего барабанщика в 1988 году во Дворце Спорта «Динамо». Там были «Звуки Му», «Алиса» и когда объявили нас, такое было ощущение, что над залом пролетел реактивный истребитель МИГ -29. Огромный ор, вопль всеобщий зала и зрители прорвали кордон с охраной и милицией, залезли к нам на сцену, раздавили примочки Сережи Володина, в итоге, он вообще без гитары остался. Люди эти застыли в трех метрах от меня, стали кружком, а мы играем и поем.
Художник – это человек, подчинивший свою жизнь искусству, его постижению, достижению собственного мастерства через впитывание великого мирового наследия и самодисциплинирование, граничащее с жертвенностью. В жертву художник приносит именно себя ради искусства, ради жизни в искусстве.
Моя воинская часть располагалась там же – на шоссе Революции, недалеко от Морозова. Со мной вместе служил Владимир Козлов – очень известный в ту пору ленинградский рок-музыкант («САНКТ-ПЕТЕРБУРГ», «БОЛЬШОЙ ЖЕЛЕЗНЫЙ КОЛОКОЛ», «СОЮЗ ЛЮБИТЕЛЕЙ МУЗЫКИ РОК») и уже тогда – папа Никиты (будущего лидера группы «СЕГОДНЯ НОЧЬЮ»). И мы с Володей бегали в самоволку не только к Андрею Барановскому послушать новые западные диски, но и на Ржевку к Коле Васину, чтобы окунуться там с головой в битломанию.
За месяц мы дали более 100 концертов на Дальнем Востоке, заработали приличные деньги. Все скинулись по 2,5 тысячи. А нас было человек 11-12. Набрали 30 тысяч и полетели на самолете в Киев, где проходили последние концерты фестиваля. После концерта отметили сделку, напоили братца водкой и купили у него всю аппаратуру – барабаны, клавиши, микрофоны, усилители, колонки, ревербератор и т.д.
Через неделю мы встретились там же, Джино подготовил проект контракта на итальянском с подстрочным переводом, я тупо глядел в него, ища удобный момент, чтобы сказать окончательное «нет». Зачем-то мне понадобилось полезть в карман пиджака, и тут я с ужасом понял, что у меня пропали все документы – студенческий, зачетка, профсоюзный билет и пропуск (чужой) в общежитие МГУ, где я жил. Но утром все документы были при мне, иначе бы я не попал в институт! Причем, документы лежали не в одном кармане – они все там просто бы не уместились – а разных. А вот деньги оказались на месте…
Тогда мой однокурсник Сергей Грызунов, который при Ельцине был министром печати, привел на факультет журналистики своего приятеля-барабанщика Максима Капитановского. А Максим привел за собой бас-гитариста Колю Ширяева – они познакомились где-то в военкомате. Коля был очень талантливый – я не могу сказать «гениальный», потому что «гениальный» – это очень ответственное слово, но он был феноменальный человек.
Наша проблема состоит в том, что во всем мире культура передается из поколения в поколение, а у нас каждое новое поколение музыкантов строит свою новую. Во времена филармонические ты попадал в жернова этой машины и поневоле становился профессионалом. Поневоле! А сейчас они ни в какие жернова не попадают, потому что нет никакой концертной работы. И если шоу-бизнес в профессиональном смысле этого слова у нас отсутствует, то – как могут появиться талантливые артисты? Мы-то – динозавры, которые пришли из прошлого, мы прошли через жернова филармонической машины. Это был шоу-бизнес по-советски, но он был. Герои асфальта, потому что мы прошли через советскую филармоническую школу. А кто из современных певцов может сейчас встать и сказать: «Да, мы заменим их!»? Ведь есть прекрасные голоса. А толку-то? Нет спроса, нет концертной работы, а потому все это варится в своем соку.
Ведь, действительно, есть вещи концертные, а есть неконцертные. И проблема здесь не в музыкантах, а в общей немузыкальности русской публики. Я говорю это, как человек, который мотался по гастролям аж с 1973 года. Вот приезжаешь на Украину – там музыкальный народ, они с полтакта начинают врубаться и резонировать. Но в России – без мазы.
Для чего люди хотят быть вместе? Группа так устроена, что если люди не бывают вместе, они никогда не будут играть. Групповое творчество связывает людей так, что они должны вместе пожить какое-то время. Если этого не происходит, то и музыки не получится. По-моему, чтобы родилась музыка, нужно стремиться к тому, чтобы коллектив дышал вместе, и – чтобы все зацепились за это состояние и вместе драйвовали. И – чтобы кроме этого никому уже ничего не было бы интересно. По крайней мере, раньше это было так, да и сейчас тоже наверняка так. Ребята начинают вместе играть – и начинают вместе дышать. Все, как обычно: надо дышать вместе, а иначе ничего не сделаешь. Коля с Игорем в «Арсенал» внесли жесткость и кайф, и это была не битловская лирика, а пахнуло уже серьезным роком. И когда это соединилось, всё встало, вроде бы, на свои места.
Сам был свидетелем, как он обзванивал филармонии и стращал директоров, обещая «убрать их», если решатся взять на гастроли группу «Круг», образованную ушедшими от него музыкантами во главе с И. Сарухановым (Стас Намин состоял в каких-то родственных отношениях с тогдашним заместителем культуры Клухарским). Даже не знаю до сих пор, чем закончилась та полукриминальная эпопея у Сенчиной.
Сегодня портрет Валеры с его надписью висит в моем кабинете над письменным столом. Остались записи, ноты. Даже усилок у меня под аппаратуру – «Akai» до сих пор – Валерин. Частенько мысленно советуюсь с ним, вспоминаю наше житье-бытье, долгие гастроли, приключения, коих было – немерено. А на «автоматическом наборе телефона» – до сих пор его номер. Был когда-то наш традиционный ночной «созвон», которого сейчас – так недостает… И рука в первые годы после его смерти, по вечерам все время непроизвольно набирала первые три цифры – 117 … Даже на кассете с автоответчика до сих пор, по прошествии 16 лет, как не стало Валерия, храню его веселый и энергичный тенорок. Спешил, как всегда, что-то говорил про наши тогдашние дела. Было это 12 октября, за два дня до роковой поездки.
– Нет. Сейчас, говорят, четыре группы каких-то «Цветов»-самозванцев ездит по России. Они включают наши старые диски и открывают под них рты. И поэтому мы ушли под название «Петровский пассаж». Там сейчас работаю я, Вадик Маликов и Костя Болтинов. И вот ведь ирония судьбы: в 70-х у Вадика Маликова был свой блок из «фирменных» песен. И когда Стас просил: «Вадик, надо записать песню «Рано прощаться», он гордо отвечал: «Я «совка» не пою!» Но вот, что самое парадоксальное: с чего начал – к тому и пришел. Сейчас он поет на русском языке старые песни, которые составляли костяк репертуара «Цветов» во все времена: «Звездочка», «Есть глаза у цветов», «Честно говоря», «Богатырская сила», «Юрмала», «Рано прощаться», «Старый рояль» – всю нашу классику.
Представьте, что я чувствовал, когда это слушал… Друг Макаревича, Намина, Фокина, Лосева, Бергера, Дюжикова, Кутикова, Маргулиса, Буйнова, и многих других звезд своего и нынешнего времени, великолепный певец, умница и душа любой компании стал разбойником, профессиональным «бомбилой»! Более того, его привлекал не только результат — деньги, но и сам процесс. Какие гены взбунтовались в нем тогда? как мальчик из семьи гэбиста решился на это? Как мама-еврейка упустила своего сына? где в этот момент были его звездные друзья?
