Однажды Джоанна на улице Горького устроила рекламную акцию в честь какого-то своего продукта. Был банкет – торжественный, хлебосольный, очень весёлый. В Москве в то время всё это было в диковинку. Стингрей была первым таким светским персонажем в этом шествии первых светских советских персонажей. В то время никто ею не пренебрегал. На одной из таких презентаций, это была презентация винила Думаю До Понедельника, вообще пришёл Вознесенский.
Мы набрали целый багажник деревяшек, из которых я дома выбрал корень-загагулину, которая звучала, когда ее прижимали к столу и дали мы ему название «рутсаунд». Этот корень обнимал камень, то есть по центру коряги был кусок известняка. Гермес предложил приделать к корню звукосниматель, который мы поехали и купили в магазине вместе со штекером, натянули как на лук гитарную струну. У Гермеса были примочки, он играл на сантуре (персидский инструмент) и он играл через процессоры, которые дал мне попробовать озвучить корягу и она зазвучала очень прекрасно.
Художник в первую очередь – это проявление эго: «я самый главный, я рисую такие работы, я всё знаю, слушайте только меня». Все через это проходят, и я должен был изменить себя, стать другим. Я устроился в такси, работал в лимузинной компании года два. Собрав какие-то средства, я сделал первую серию живописных работ и устроил первую выставку в очень хорошем доме на Beverly Hills среди очень обеспеченных людей, где у меня пару работ купили, в Лос Анджелесе и познакомился с художником Юрием Балашовым, который оформлял пластинку Frank Zappa «Civilization Phaze III». Единственный русский художник, получивший «Grammy» за оформление пластинки. Он работал с Виктором Гинзбургом, который снял потом «Generation Р», а в то время работал над первым своим фильмом «Нескучный Сад» об эротической революции 90х годов в России.
Первый раз я их увидел, когда Берт (Олег Тарасов) устроил концерт в МАМИ, рядом с нашим теперешним складом («Отделения ВЫХОД»). Там была аудитория, куда пришло человек тридцать народа. Ребята честно выступали. Егор яростно рубился, а Янка смотрела в зал, и мы с ней несколько раз глазами встречались. Потом мы им устроили квартирник на Красногвардейской, где были и Егор, и Янка. Запись Егора у меня потом кто-то украл, а запись Янки осталась, и мы через несколько лет её издали под названием «Красногвардейская». После концерта мы выпивали -закусывали, и всё было прекрасно. Потом вдруг «бац!», разведенный только что спирт, который охлаждался в бутылке под холодной водой, загадочно исчез – кто-то эту бутылку умыкнул.
После 1986го – год пошел за три, началась перестройка, художники наши сразу стали известными после 17й молодежной выставки 1986 года в Доме Художников на Кузнецком Мосту. Там происходил известный концерт Мамонова, незабываемый концерт Тегина. Как раз тогда в Москву приезжал Брайан Ино и вместе с Гребенщиковым он приходил туда посмотреть Тегина. Я там прославился – повесил свою большую конструкцию, и она получила приз «За лучшую лабораторию», за экспериментаторство. Потом был известный аукцион «Сотбис», а после все ринулись на запад, на гранты. После «Детского Сада» я сменил много мест. У Петлюры, например, пригодились навыки по Порфирию Иванову, потому что там не было отопления. Почти два года я проработал в театре Васильева на Поварской, где была отдельная тусовка: Боря Юхананов и группа «Оберманекен».
После появления «черного списка» запрещенных групп, я переименовал «Рубиновую Атаку» в «Цитадель», потом прошел еще один запрет и я переделал название на «Теннис», потом сделал компанию под названием «Вектор». Приходилось заниматься подобным слаломом, чтобы не влететь, потому что регулярно возникали вопросы: «Получаете ли вы деньги?», частным предпринимательством заниматься было нельзя. Это было криминально.
Акция возымела успех. Нас вызвали в Комитет культуры города и предложили продолжить диалог. Но уже на официальной основе. Переговоры вылились в регулярные выставки, на которых мы вешали довольно смелые работы. Скандал случился вокруг моих полотен «Леннон в Горках» и «Леннон и дети», наши власти сочли их уж больно вольнодумными. А начался скандал с того, что какой-то студент университета ворвался прямо на лекцию в аудиторию и закричал: «Вот выт тут сидите, х…й занимаетесь, а в ДК Кирова такие картины показывают – отвал башки! Надо бежать смотреть!». После чего весь курс дружно сорвался и уехал на нашу выставку. Естественно, преподаватели написали на нас жалобу.
Еще перед концертом, часов в десять утра, как только приехали, мы с саксофонистом и барабанщиком из «Браво» подошли к сцене итолько стали выставлять инструменты на сцену, как увидели человека в светлой куртке, это был Георгий Гурьянов, ударник из группы «Кино». Он подошел и задал вопрос Федору (нашему саксофонисту): «У вас, говорят, девочка появилась, солистка». А Федя показывает на меня: «Вот она!». Гурьянов спрашивает: «А какие девушка цветы любит?», отвечаю: «Любые белые!». – «Розы подойдут?» – «Подойдут!». Спрашиваю Федора: «А мне что, Цой розы подарит что ли?». Он засмеялся в ответ.
И Шаляпин и Вертинский выражают пренебрежение к Лещенко, но с какой разницей! Видно, что Вертинского Лещенко очень сильно раздражает. Несмотря на незатейливость его «глупых песенок», в 30-ые годы они, пожалуй, стали популярнее грустных песенок Вертинского. И внезапное решение Вертинского покинуть Европу, с которой был связан самый лучший период его эмигрантской жизни, возможно, связано именно с этим раздражением. В 1933-ем Вертинский отправился покорять Америку, там ему не понравилось, однако, он и не думает возвращаться обратно и едет в Китай. Почему же всё-таки Вертинский разменял Париж на Шанхай?
В течение двух дней они приехали. Я приготовил покушать, купил бутылочку. Моим родителям нравился Цой, и они нам совсем не мешали общаться. У меня стояла тропилловская драм-машина «Лель», на которой летом мы записывались со Свиньёй. Её вид испугал Виктора, но я поставил ему запись, которую осуществил сам, наложив несколько гитар на эту драм-машину и спел про знак высоких чувств. К удивлению, Виктору очень понравилась вся песня вкупе: и текст, и мелодия, и звучание гитар, и даже то, как я записал «его» драм-машину. А мне страшно хотелось записать Цоя. Новый альбом «Кино» – я этим просто бредил.
Потом мы с Аней (Умкой) устраивали там Обэриутское шоу, где принимали участие Африка, Тимур Новиков, Гарик “Асса”, Агузарова читала их тексты. Защитился я 1989-м по теме “Исследование механизма разрушения и восстановления жесткой фазы в термоэластопластах на примере трехблочных сополимеров стирол-бутадион-стирол”. Потом я работал в институте неорганической химии, пока меня не позвал Мамонов работать в свою студию. Сначала удавалось совмещать и то и другое, но постепенно дело перевалило в сторону Мамона.
Хочу заметить, что все, кто в советские времена, так или иначе, принадлежал к неформальному рок-движению – музыканты, участники дискотек, распространители записей, журналисты подпольных изданий – все учились врать изначально, так как принадлежали, фактически, к культурному андеграунду. Сначала врали родителям, потом, работникам клубов и ДК, потом милиции. Последней, самой серьезной инстанцией был КГБ. Но и эту контору иногда удавалось обвести вокруг пальца: против жителей музыкального подполья не использовались слежка, прослушка и не разыгрывались какие-либо специальные оперативные комбинации. Весь этот набор использовался против известных диссидентов, таких как Сахаров, Солженицын, Марченко и т.д.
Как выяснилось позже, бОльшая часть «списков» была составлена по слухам, и добрая половина перечисленных там групп, разумеется, просто не существовала в реальности. Четверть списка самолично придумал Сергей Жариков и распространил через свой знаменитый гиперзаконспирированный «Сморчок» – журнал, издававшийся на фотобумаге и распространявшийся на фотонегативах. Там, например, из номера в номер описывались занятные приключения женской панк-лесбо-группы «Розовые двустволки» или строго законспирированные концерты вокально-инструментального ансамбля «Ильичи», где, якобы, три человека, загримированные под Ленина, нецензурно охаивали ценности демократического централизма и «социализма с человеческим лицом».
Поскольку рок в 80-е был очень моден и собирал стадионы, эстрадники быстро понадевали кожаные куртки, сели на модные мотоциклы и взяли в руки электрогитары. Пугачева, помниться, тоже затусовалась с поп-«рокерами» – Виктором Зинчуком и Владимиром Кузьминым, а позднее – с Гариком Сукачёвым, «Серьгой»-Галаниным, Скляром. и другими мегазвездами русского рока. И вот, что удивительно: рокеры эти уже престарелые дядьки, а Алла – всё такая же молодая…
