Студия SNC в начале 90го года развивалась – приобретала синтезаторы и компьютеры, там была возможность работать. Благодаря этому казусу, когда мы хотели одного, а получилось совсем другое, ребята записали прекрасный альбом «Сделано с белом» с Желанной, а я оказался на студии SNC и начал там осваиваться с секвенсорами и новым синтезатором «Ensoniq EPS16+». По тем временам мало у кого был доступ к такому количеству классного оборудования и инструментов. Помимо того, что мы записывали всякие группы, у нас ещё оставалось время, которое мы могли тратить на свои интересы. Олег в какой-то момент говорит: «Что мы сидим-то? Надо же как-то момент использовать!». Появились сэмплеры, и первый сэмплер, с которым мне удалось пообщаться, был «Roland MKS-10». Там было полторы-две секунды памяти, и тогда это казалось «много» и в то же время «мало». Чтобы на него больше записать, я стал записывать в него звуки на 79й скорости. У меня получилось достаточное количество памяти, но звук шёл с дискретным лязгом – характерным цифровым искажением.
Первый опыт свой я помню: сэмплирую Льва Лещенко, какой-то брэйк с пластинки «Мелодии». На пластинке были какие-то ВИА, была Пахмутова, Толкунова, и я взял откуда-то вступление, откуда-то вокальчик и сделал пару вполне себе экстремальных треков, которые были у меня записаны на кассете. Кассету я дал знакомой танцовщице, которая хотела сделать танец под эту музыку, и она эту кассету потеряла. Сэмплер меня вдохновил, а тут на студии по случаю записи «Морального Кодекса» оказался топовый прибор «Эмулятор-2». Там прилагалась библиотека звуков, которые можно было услышать ещё спустя десятки лет на альбомах ведущих звёзд типа «Энигмы»: «крик русалки», узнаваемые флейты, стоило лишь посидеть с этим инструментом некоторое время. Это были просто пресетные сэмплы, но прекрасного качества, и ими пользовались всякие ленивые и успешные сукины сыны.
Предложение работать в группе «Моральный Кодекс» я получил непосредственно от Сергея Мазаева после того, как он послушал наши ремиксы, которые мы сделали с Олегом на «Эмуляторе». Павел Жагун, продюсер и автор текстов, услышал этот ремикс и тоже был впечатлён. Так я стал играть в группе «Моральный Кодекс» с которыми мы продолжили запись альбома «Сотрясение мозга». Художник Юрий Балашов впоследствии сделал оформление обложки этого альбома, а костюмы для фото подогнал Саша Петлюра.
Олег Сальхов серьёзно интересовался музыкой, да и в «Копернике» было принято слушать много интересной музыки. На SNC тогда работал Сергей Шкодин, который занимался издательством на виниле, кассетах и уже на компактах альбомов: «Сплин», «Аукцион» и многих других, а позже началась история с Moroz Records. У Шкодина была прекрасная коллекция музыки на си-ди, в то время это был достаточно новый формат. На студии уже были си-ди проигрыватели с оптическим и цифровым выходом, и мы сэмплировали музыку сразу в цифровом формате. Сначала мы написали музыку для своего проекта, сделали всю продукцию и мучились, придумывая название. Альбом был уже готов, и было решено его издавать на цифровом модном носителе.
У нас была красивая кварцевая лампа, которую решили сфотографировать для обложки. Думали назвать «Block Four» по ассоциации с чернобыльским адским выбросом, либо «Кварц» как символ постоянной частоты, от которой мы, электронщики находимся в зависимости. Так метались, что в итоге на альбоме у нас оказалось два названия: «Block Four» и «Quartz». Издателем вызвался быть Михаил Жигульский, настолько фанатичный человек, что при встрече с ним казалось, что он просто не в себе, вот сейчас он уйдёт и ничего не будет. Но он был настойчив и увлёкся идеей издать наш альбом настолько, что создал специальный лейбл, который назывался «AirFish Records», и первое издание под номером «airfish001» на этом лейбле – это был наш альбом. Дизайн нам помог сделать Александр Маров – сделал фото кварцевой лампы и отснял нас с Олегом торжественно как царственных особ. В оформлении мы постарались изобразить что-то такое стильное и успели выпустить диск в 1993м, начав работу в 91м. Мы делали несколько концертов в рамках клуба «Акватория» где на тот момент активно существовала живая электронная сцена.
В издании компакт дисков был большой плюс – возможность подарить альбом друзьям, оставить автограф для желающих. На некоторых моих друзей это произвело впечатление. Потом было очень странное вручение некой премии, которую нам должен был дать Троицкий Артём за лучший звук нашего первого альбома «100 уроков фотографии». Мы просидели всю номинацию и нам так и ничего не вручили, не объявили, не вызвали. Мы в недоумении выходим в коридор, смотрим, а там мимо проходит Артемий Троицкий и говорит: «О! Олег Сальхов! Привет! Вот вам ваш диплом!».
Мы были вдохновлены выходом первого альбома и положительной реакцией на него, а также успехом музыки – какие-то вещи разошлись по электронным сборникам, которые тогда начали активно выпускаться разными издателями у нас и в Германии. Мы с Олегом сделали ремикс на песню Натальи Ветлицкой “Посмотри в глаза”, который тоже вошёл в один из сборников. Позже наше сотрудничество переросло в аранжировку дуэта Ветлицкой и Мазаева “Слова что ты не скажешь”.
В какой-то момент мы решили продолжить и приступили к записи следующего альбома. При этом мы несколько пресытились сэмплами и этой удивительной возможностью сочетать звёздных исполнителей, кумиров, которые могут сыграть в самом неожиданном составе друг с другом. Мы стали делать больше синтезаторное звучание с помощью синтезаторов «Kurzweil» и «Роланд» и создали второй альбом, более эмбиентного звучания, который вышел в 1996м на SNC. Олег как звукорежиссёр также сотрудничал с группой «Мегаполис», помогал делать концерты и записывал музыкантов на студии. Также был проект – они с Павлом Жагуном и Алексеем Борисовым делали электронные треки для «F.R.U.I.T.S.». «F.R.U.I.T.S.» выпустили несколько альбомов, и всё это происходило до 99го года, пока Олег был жив.
У меня были совместные работы с Лёшей Соловьёвым. Он был бас-гитаристом в «Ночном Проспекте», играл железной палочкой, и у него был свой проект «Ракета», и на первых порах я там тоже участвовал. «Ракета» попадала на сборники, которые мы выпускали, «Moscow Beats» курировал именно Алексей, был составителем. Потом его потянуло в сэмплеры и лупчики, ближе к хип-хопу. Он делал прекрасные ремиксы на Людмилу Зыкину: «Ты встаёшь как из тумана раздвигая грудью рожь…». Когда была первая вечеринка «Mobile party» на велотреке в Крылатском, у нас там был номер с группой «Ракета», и я там в первый раз ощутил на себе мощный рэйвовый саунд. Там я впервые ощутил мощность звука на физическом уровне. На велотреке было установлено четыре стека мощнейшей аппаратуры, они были направлены друг напротив друга, и в середине было круглое плато, забравшись на него, можно было оказаться в центре этих башен звуковой системы. Можно в такое место приводить глухих, и они будут рубиться без всяких проблем, потому что там слышать не обязательно, звук ощущается на уровне физического давления, и ты просто как водяной пузырь там стоишь и ощущаешь все биения своим телом и деться тебе некуда.
Я понял, что можно писать музыку для глухих, выдавая некое количество частот с определённым временным интервалом, и это будет настолько прекрасно, что будет восприниматься как музыка, как танец. В итоге Люда Ракета, моя однокурсница, которая до сих по носит этот псевдоним, стала выступать ку Алексея в «Ракете». Я с ней познакомился, когда нам было по четырнадцать лет, увидел её, когда она опаздывала на вступительные экзамены минут на пять. «Ничего себе, уровень!» – подумал я, который всегда приходил последним. Потом Алексей собрал оркестр «Ракета» из юных выпускниц консерватории и Гнесинки, и некоторые из них сейчас играют в квинтете Сергея Мазая, такие вот интересные параллели.
Играя в «Копернике», я был убеждён, что играю в самой лучшей группе вообще. Убеждение это было во мне потому, что я видел, как в первые ряды на концерты приходили все музыканты, наши друзья, и все садились и с удовольствием смотрели наше выступление. Мы всегда делали так же – ходили и слушали концерты наших друзей, и это было такое приятное варево.
Другие предложения сотрудничества я рассматривал сквозь призму «Коперника». А тут и тексты были какие-то не те, и рок какой-то я услышал на демо предлагаемой группы. В то время пара клипов крутилась на канале «2х2» под названием «Red Baron and Heroes», а сначала группа называлась «Бриллиантовая рука». Поздней появилось название «Моральный Кодекс». Паша Жагун и Кильдей (Николай Девлет-Кильдеев) придумали этот проект, а Саша Солич и Сережа Мазаев присоединились позднее. Я поразился, когда столкнулся с этими парнями и послушал, на какой мощности играет Кильдей на репетиции и как вообще проходит репетиция, для меня это было очень контрастно по сравнению с «Коперником», по крайней мере. «Коперник» могли восемь-девять часов репетировать, при этом разойтись по парам и разбирать с гитаристом, как организовать перекличку: он тебе, а ты ему в ответ, а в это время басист с барабанщиком договаривались, как там будет у них. Кильдей на прослушивании сказал: «Значит так, вот такие песни» и на страшной громкости начинал мочить настолько сильно, что, когда вещь кончалась я сидел как контуженный. Он спрашивает: «Ну, здесь всё понятно? Здесь всё просто и ясно!». Все отвечают: «Ну, да, конечно, всё просто и ясно». «Ты понял?» – ко мне. Отвечаю: «Ну, пока типа нет, но я подумаю!». А он: «Ну, давай, следующую!» и происходит то же самое – адский грохот! «Ну, здесь всё ясно, понятно, да?» – такой подход.
Гитарист мочит круто, на высоком драйве и барабанщик, Игорь Ромашов молотит как ошпаренный. Понятно, что стилистически всё по-другому, но чрезвычайно круто и надо просто как-то себя услышать, чтобы начать играть. Проблема в том, что в этом грохоте не слышно инструмента, на котором ты играешь, причём любого – переключай скрипки, пианино, клавинет, не важно – не слышно ничего! Это было исходная позиция у «Морального Кодекса».
Тогда было немного концертов, больше времени мы проводили на репетициях и концерт был событием, конечно. Меня впечатлило, что в этой группе был другой подход, да и выход другой, как говорится. Считалось тогда, что, если ты претендуешь на какую-то известность, ты обязан каждые полгода записывать песню и выпускать видеоклип. Естественно, начались контакты с режиссёрами, начались съёмки клипов. Молодой режиссёр пришёл из армии – никому не известный Фёдор Бондарчук и говорит: «Ребята, я договорился, там, у папы есть поле, где весной будут снимать кино. Я знаю этого подполковника, у которого служил в конной дивизии, а у них там ещё танки есть, снимем класс, будет отлично!». Оператором был Сергей Козлов, снимали на плёнку 35 мм, подогнали танки и нас погнали по этому полю, получился очень выразительный ролик. Я там бегу в пальто. Бежать оказалось действительно страшно потому как всадники были настроены серьёзно – спасибо, что не зарубили.
В “Кодексе” появилась мода на стильные альбомы. Мы с Олегом приняли участие в первом сольнике “Killday – Last day”. В дальнейшем я принял участие в группе «Стратосфера» – это проект Кильдея, как он сам его называет: «Музыка с элементами сёрфа». Мы там стараемся использовать старинные звучания гитар, отечественные инструменты и орган «Электроника М14» с характерным звучанием. Собрались по настроению, вещи короткие, разучили, сыграли, записали и выпустили. В результате вышло три альбома, есть несколько роликов на YouTube, и есть эти альбомы в Yandex музыке в свободном доступе. Мы давно с Кильдеем играем, и мне привычно с ним музицировать, всё происходит вполне нормально. Какое-то время мы сотрудничали с Юрием Орловым, электронный проект назывался «Холодная Рука Москвы», это был проект Юрия, в котором участвовал ряд музыкантов. Этот проект следовал течению времени – там был и хард-кор и техно, мы весело ремиксировали в разных стилях. Треки «ХРМ» выходили на кислотных сборниках.
С Романом Прыгуновым, который сейчас уже стал известным режиссёром, мы сделали первую его работу – фильм «Одиночество крови», где я выступил в качестве композитора. Мы даже получили антиприз на московском кинофестивале в 2000м году.
Я записывал периодически какую-то музыку, в итоге собралось некоторое количества треков, и я подумал, что пора всё это систематизировать, отредактировать и издать. Стал думать, как это все назвать и выбрал второй вариант нашего названия – «Кварц». Выложил несколько альбомов «Quartz» для прослушивания в Soundcloud. Это наработки за десятилетия, что-то создавалось за долгий период, что-то более быстро. Ещё один проект у нас с Александром Вильямовским, бас-гитаристом, контрабасистом, отучившимся пять лет в Гнесинском институте и вместо выпускного экзамена поехавшим на гастроли в Голландию с театром. Предпочёл тур по Голландии диплому Гнесинки, но ведь это было «тогда ещё», надо понимать. Мы давно свободно импровизировали с ним в стиле «контемп» музыки, атональной, аритмичной. Собрался материал в некий альбом, который мы издали под названием «KSAW» – композиции с участием контрабаса, на котором Александр играет смычком через эффект, и я немножко поддаю электронику, такой у нас дуэт. Временами к нам присоединялся ди-джей Дольщик (резидент «Пропаганды»), который скрипел всякими штучками и посвистывал разными свистулечками. И сейчас музицируем в этом составе, летом 2018го в августе выступили на фестивале «Сигнал» в Никола-Ленивце.
Не ограничиваясь в стилях, мы можем сыграть инструментальный хип-хопчик, например. Когда мы стали музицировать таким живым составом, используя лупы, и записывали звук на диктофон телефона, мне понравилось, как звучат записи не через пульт и через линию, а именно как они звучат в воздухе, в помещении, как мы слышим ушами. В этом я почувствовал некое очарование и возможность, играя не важно, на чём – на акустике или электронике, записать микрофоном, как это всё звучит в конкретном пространстве с эффектом присутствия. А так, у меня есть такое впечатление, что музыка, записанная как принято в линию, звучит из некоего компьютерного пространства.
Для меня очень важно время общения с инструментом. Первое впечатление, когда встречаешься с инструментом, знакомишься с ним, слушаешь его. Само звучание наталкивает – инструмент сразу провоцирует на какие-то темы, образы сами появляются вдруг под руками. Другой момент, когда инструмент – твой старый знакомый, и ты хочешь поиграть на нём, покрутить – повертеть, он, конечно, тоже может всегда тебя удивить. Особенно ценно, когда ты ничего не пишешь, не фиксируешь, а просто с ним общаешься, впечатляешься и что-то изучаешь для себя, открываешь новое. Момент записи, фиксации того, что происходит в данный момент, уже накладывает определённый отпечаток на весь процесс, и часто этот отпечаток бывает сдерживающим фактором, нежели вдохновляющим. Именно когда вы один на один, без всяких привязок, когда идёт бескорыстное общение, оно способно удивить и вдохновить на дальнейшие действия. Речь идёт о тех синтезаторах, которые ты сам выбрал, которые стали твоими друзьями.
Сейчас на нашей студии нет ни одного аналогового синтезатора кроме органа «Вермона», второй генерации, который мне удалось приобрести по супернизкой цене в 500 рублей в Москве по объявлению в неработающем состоянии. Алексей Осташев, замечательный человек, бас-гитарист, с которым мы вместе играли в «Стратосфере», прекрасный инженер, который многим помог именно своим инженерным талантом, возрождая к жизни массу прекрасных вещей, помог возродить и вернуть в строй этот орган «Vermona Formation 2». Орган оказался на одном из наших концертов в «Моральном Кодексе» на большой сцене в Лужниках. Он стоял, когда я его забирал заброшенный, в собачьей шерсти, не работающий, а тут он участвует в записи альбомов «Стратосфера» с Кильдеем, играет для «Кодекса» на большой сцене, залитой светом – это настоящее возрождение!
Другой мой синтезатор – заслуженный пенсионер «Kurzweil 2000», предшественник инструмента «Kurzweil 2661» появился в начале 90х годов и был на тот момент революционным инструментом. Это мощная рабочая станция, которая выглядит достаточно скромно снаружи, но достаточно сложная внутри. «Двухтысячный» был хакером и читал любые библиотеки звуков – и «Акай» и «Енсоник». Его разработчик – известный учёный, футурист, ныне консультант «Google», Рэй Курцвэйл создал открытую архитектуру этого инструмента. Я пользуюсь этим инструментом по сей день, там есть уникальная функция – когда на концерте играю на определённом тембре, могу перейти на другой канал, сделать атмосферу, вернуться снова к первому тембру, звуки при этом не прерываются. Использовать такой пятиоктавный инструмент на концерте – одно удовольствие. Юрий Орлов был первым, кто приобрёл себе К2000 и украсил его дизайнерски – блестящей плёнкой, придав уникальный вид.
В моей коллекции есть «Nord Modular» первой генерации. Он появился в 1997м году на выставке в Москве, где и был приобретён. Посмотреть наглядно, как работает синтезатор, можно работая только с модулярными системами. Это инструменты, которые всегда радуют, стоит их только включить, посидеть за ними часок и вдруг, появляется эта радость общения с инструментом, и ты улыбаешься во всё лицо. Сколько лет уже прошло, а он всё радует и радует. «Modular» на концертах «Морального Кодекса» используется для соло партий, для пэдов, для интересных шумов, атмосфер. У него пробивной и достаточно лёгкий звук. Я многое понял, когда стал играть в группе «Моральный Кодекс», когда всё завалено звуком, когда звучит гитара, бас, барабаны и, чтобы просто услышать любой звук клавиш, надо что-то предпринять, иначе невозможно пробиться сквозь эту стену плотного саунда, который издаёт группа. Приходит на помощь педаль экспрессии, можно назначить какой-то фильтр и найти себя, в зависимости от обстановки, найти в этом спектре свою нишу. Это нужно понимать и использовать, как возможность звучать полноценно в составе группы.
Все гастроли – это, конечно же «Моральный Кодекс». Приходят техники, включают комбики, отлаживают звук, и мы играем. Мы ездим по стране настолько давно, что даже кажется, что не может такого быть, настолько долго это происходит и существует. Это удивительная возможность выбраться из Москвы и полететь куда-то – это всегда интересно. Мне нравится путешествовать. В этом году мы будем праздновать тридцать лет существования, хотя я присоединился на полгода позже, но в прошлом году я уже отметил тридцатилетие своей гастрольной деятельности. Удивительно, что это нисколько не монотонно, а наоборот, завораживающий вихрь эмоций, которые сменяют одна другую. В аудитории тоже что-то меняется, но кажется, что молодые девушки остались теми же самыми девушками, которые были на фестивале «Звёзды-88» – сейчас они могут стоять в белых футболках и джинсах точно также, как тогда. Конечно, люди на концертах стали постарше, это видно, но приятно, что среди публики попадаются красивые молодые лица, это здорово.
ДЛЯ SPECIALRADIO
Материал подготовил Игорь Шапошников
март 2019
ВИДЕО ПО ТЕМЕ
