В одном из дворов располагался знаменитый Ленинградский рок-клуб. В пыльной комнате, заставленной старой канцелярской мебелью и увешанной плакатами, сидел человек и в одиночестве пил вино. Имел ли он отношение к музыке? Непонятно. Смирнова нашла с ним общий язык, болтала, хохотала, выходила в соседнее помещение на полчаса. Проторчали там весь день. Под окнами играли дети. Они забрались по наружным газовым трубам на второй этаж и заглядывали в окно. Человек из рок-клуба плеснул в них вином из граненого стакана и заорал: «Пошли вон!» Детские головки исчезли. А он все вещал о непонятости и одиночестве…
Одно время репетиции стали начинаться много позже, около восьми вечера. Принцесса жила на Арбате, Смирнова – в Текстильщиках, Анюта – на Полежаевской, Амазонка – на ВДНХ и только Школьница была местной и имела провожатых в лице брата и парней из Э.С.Т.. Сначала репетировали Э.С.Т., потом ЖЕНСКАЯ БОЛЕЗНЬ, затем Э.С.Т., и опять ЖЕНСКАЯ БОЛЕЗНЬ. В двенадцать ночи выходили с базы. Галопом на автобус. Метро, последний поезд.
Музыканты, которые в 1964 году составили костяк, ставшего вдруг легендарным, ансамбля ЭЛЕКТРОН, стартовали в 1957 году на Всемирном фестивале молодежи и студентов, которой состоялся в Москве. Это был квартет гитаристов, в составе которого выступали Валерий Приказчиков, Евгений Гусев, Михаил Топтыгин и Виктор Сафонов – все ученики Иванова-Крамского. За несколько лет до проникновения в нашу страну альбомов английского ансамбля «Shadows» квартет исполнял элегантные аранжировки народных песен, сделанные для четырех гитар. Все четверо музыкантов получили звание «лауреатов фестиваля».
(перевод с английского и датского) Третий конференц-зал отеля Измайлово-Альфа, 3 мая 2005 года, 14.00 МСК. ———————— Участники встречи: А – Директор радио, Асгард С – Главред радио, Сергей Зал – датские журналисты Ася – переводчик ———————— А: Поехали. Меня зовут Асгард Асов, я – директор Специального радио. Позвольте представить вам главного редактора Специального радио – […]
Одновременно я получил еще одно приглашение – от Юрия Антонова, который звал меня в свой ансамбль МАГИСТРАЛЬ. И вот закончился концерт, директор МАГИСТРАЛИ уже стоит надо мной с ручкой и чистым листком бумаги, требуя, чтобы я немедленно написал заявление о приеме на работу в ансамбль, но тут вдруг появляются – директор ВЕСЁЛЫХ РЕБЯТ Николай Агутин (папа Лени Агутина) и певец Толя Алешин. И вот здесь начинается настоящая детективная история: меня усадили в машину Агутина, довезли до какого-то темного переулка, где пересадили в машину Слободкина. И вот там, Павел Яковлевич убедил меня, что все дела творятся в Москве, поэтому нужно непременно переезжать в Москву. И не просто в Москву, а в ВЕСЁЛЫЕ РЕБЯТА. И он начал перечислять, лауреатами каких конкурсов они уже были…
Первое представление этих песен состоялось в Новороссийске на летней площадке. Она вмещала человек семьсот, и на наш первый концерт, начинавшийся в 19.00, пришло человек четыреста. Зато на концерт в 21.00 собралось три тысячи человек! Смели часть забора, у теток-билетерш разорвали куртки, так что титьки видны стали! Короче говоря, на этом концерте Аничкин окончательно сломался. Он увидел, что самая большая отвязка наступает именно на нашем выступлении.
Конечно, очень интересно было бы посмотреть сейчас судебные протоколы двадцатилетней давности. Поработав главным редактором газеты и нажив массу врагов из-за своих резких статей, я хорошо знаю: то, что написано от руки на судебной бумаге в линейку, может сильно отличаться от того, что реально происходило в зале суда – особенно после того, как секретарь под руководством судьи переложит рукопись на машинку. К тому же, суд над участниками группы «Воскресение» был априори судом заказным и советским. Но могу подтвердить, что и суд, и прокуратура и – самое главное! – следователь Травина не справились с возложенным на них Партией заданием. Все было как-то хлипко, тускло, лениво и неубедительно. И откровенно мерзко.
Милиция и дружинники, измотанные предыдущим концертом, решают принять усиленные меры предосторожности; все это напоминает артподготовку перед сражением. Пройти в зал трудно даже тем, у кого есть билет. С молодежью неформального вида обращение самое грубое — пинают ногами, тащат за волосы. Таким образом обеспечивается «порядок». На служебном входе — хаос. Даже тем, кто внесен в список группы, приходится стоять на улице и ждать. Семнадцатого ноября в их числе оказалась жена Кости Кинчева Анна Голубева, находившаяся на седьмом месяце беременности. Она и гример «Алисы» Ада Булгакова были в списке, однако для милиционеров сие несущественно. Ничего не знаем, не пустим никого! (Как выяснилось впоследствии, списки вообще были уничтожены.)
Сначала мы записали миньон с песнями “Верба” и “Горлица” (я там на клавишах, на “Хаммонде” играю), а потом – гигант “У нас, молодых”. Надо сказать, что я перешел из ВЕСЁЛЫХ РЕБЯТ в САМОЦВЕТЫ с полным компотом своих песен. Я сразу стал петь восемь песен. Я пел “Мами-блю”, “Тебе, я знаю, все равно”, пластинка с которой разошлась в 6 миллионах экземпляров, “Жил-был я”, “Бросьте монетку, месье и мадам”… Я пришел туда со своим багажом, да взял еще тот багаж и сюда поставил – и он очень хорошо пошел. Он был в “формате”, как сейчас говорят.
Но! Кроме этих монстров, под Москвой и Санкт-Петербургом, да и по всей России, проходит немало фолковых open air. На некоторых из них вполне можно сыграть, если не на основной, то на дополнительной сцене. Оплатят ли организаторы вашему коллективу дорогу – большой вопрос, но спросить можно. А вот совместить приятное с полезным – попутешествовать, себя показать, найти новых поклонников, продать оным свои диски и кассеты (если есть) – все это вполне реально. Разумеется, хорошо бы иметь свою страничку в интернете, на которую вы сможете дать ссылку организаторам фестиваля. На ней должны быть mp3шки, фотографии с концерта и “парадные” фото группы, тексты, пресс-релиз. Нужно быть готовым к тому, что вас попросят прислать демку по почте или передать с поездом. То есть, нужна демо-запись – две-три песни, необязательно студийного качества. Ну, да это все вещи известные.
Ведь случилось как?! Однажды в Москве выступали ПОЮЩИЕ ГИТАРЫ и дали страшного шороху! В Москонцерте директором тогда был Домогаров, очень талантливый и очень уважаемый мною человек – не человек, а просто солнце. И вот этот Домогаров вызвал Пашку и сказал: «Почему у ленинградцев есть вокально-инструментальный ансамбль, а в Москве, в столице нашей советской Родины, нет?! А ну-ка сделай ансамбль под условным названием «Веселые Ребята»!»
Дюжиков родился 27 июля 1948 года в Вене, в семье военного летчика, который в составе советских войск в то время находился в Австрии. Семья кадрового офицера Советской армии всегда жила там, куда направляли отца Сергея – Александра Ивановича Дюжикова, полковника авиации и командира полка. До шестого класса Сергей успел пожить вблизи от аэродромов Ельца, Ефремова, Горького и Орла, а в 1961 году, когда отец ушел в отставку, семья Дюжиковых поселилась в Измаиле.
Хочу заметить, что все, кто в советские времена, так или иначе, принадлежал к неформальному рок-движению – музыканты, участники дискотек, распространители записей, журналисты подпольных изданий – все учились врать изначально, так как принадлежали, фактически, к культурному андеграунду. Сначала врали родителям, потом, работникам клубов и ДК, потом милиции. Последней, самой серьезной инстанцией был КГБ. Но и эту контору иногда удавалось обвести вокруг пальца: против жителей музыкального подполья не использовались слежка, прослушка и не разыгрывались какие-либо специальные оперативные комбинации. Весь этот набор использовался против известных диссидентов, таких как Сахаров, Солженицын, Марченко и т.д.
– Фактически я весь пятый курс так проездил. Я начал работать в сентябре, а полностью СКИФЫ собрались у Гранова месяца через два. Витя Дегтярев тогда учился на третьем курсе, а Серега Дюжиков – на четвертом. И у них были проблемы с учебой. Но Витя брал академический отпуск, а потом как-то еще выкручивался. А Дюжиков… У нас в 1972 году была уникальная поездка в Ливан, Сирию и Иорданию. Мы в Бейруте тогда прожили 28 дней. И Дюжиков отказался ехать, потому что у него как раз была сессия.
Последний мой тогдашний российский всплеск музыкальной деятельности – Ереван, вместе с друзьями: Дюжиков, Валов и др. Опять толпы народа, возбуждение, истерический концертный кайф, потом беспорядки в городе, милиция… Но хотя и хорошо мы там с местными ребятами погудели, и даже анашой меня в первый раз угостили, моё воображение и всё существо уже были в пути, в полёте – без всякой анаши…
Операция “Даёшь Запад!” Господа, присяжные заседатели! Самолёт тронулся – назад дороги нет!
Или всё-таки есть?
Просветы, правда, были: появился некий Рафик, который на основе Ереванской комсомольской инициативы устраивал нам концерты в Ереванском дворце спорта: “Орфей”, “Скифы”… Деньги были неплохие, народу – тьма, аппаратура – спасайся, кто может; короче, почти что Лас-Вегас. Затем “Орфей” пёрся по горам Армении на автобусе просвещать высокогорные аулы на английском языке с удивительно неплохим результатом. (Последний такой “Ереван” был уже перед моим отъездом в Австралию в 1973г.)
В декабре, видимо чтобы ознаменовать присуждение ей Д.А.Приговым звания младшего лейтенанта, Татьяна решила устроить бал, соответствующей встрече нового 1984 (!) года. Она договорилась с руководством школы, где учился ее сын, и пригласила группу “ДК” инкогнито поиграть на танцах. Туда же она пригласила Владимира Сорокина, Андрея Монастырского и других и известных ей московских концептуалистов. Особенно мне запомнилось явление Андрея Монастырского, который избегает всяческих тусовок. Вне пределов его квартиры его можно было увидеть только в лесах и полях близ мифической деревни Киевы горки, на Поле Коллективных Действий. Андрей явился, но замаскировался – был в какой-то кожаной шапке-ушанке с опущенными ушами, которую не снимал и все время спрашивал, когда будут “винтить”?
В лице Ободзинского, как это ранее совершенно справедливо произошло с Вертинским, партия евразийцев найдёт себе хорошего адвоката. И недаром певец посвятил свою версию известного романса Вертинского «То, что я должен сказать» событиям 1993 года: Ободзинский (как, впрочем, и все они) был на стороне расстрелянного Парламента. Другими словами, Ободзинский опять не вписался в очередной поворот истории и через год скоропостижно скончался в самом расцвете творческих сил, будто судьба таким вот жестким и категоричным образом оберегала его от каких-то новых, непредвиденных и еще более ужасных потрясений, способных нанести певцу наибольший ущерб – уничтожить Легенду.
В ВЕСЕЛЫЕ РЕБЯТА мы пришли осенью 1970 года. “Мы идем туда на три месяца, зарабатываем необходимую сумму, затем сваливаем, покупаем аппарат и убираем “Битлз”!” – сказал Саша. И это удалось бы, поскольку музыканты там получали по полторы тысячи рублей в месяц! Но, поварившись в этой системе, мы поняли, что СДЕЛАТЬ СВОЮ ГРУППУ НАМ НИКТО НЕ ДАСТ! Поэтому Градский поступил учиться в консерваторию, а я остался работать в ВЕСЕЛЫХ РЕБЯТАХ….
Гениальный Тухманов попытался соединить эти противоположности в своем бессмертном шлягере «Эти глаза напротив». Но вещи типа «Веришь» Гарина, несмотря на всю их прелесть и почти акварельную прозрачность красок, время все чаще оставляло на обочинах своих виртуальных шоссе, да и общая политика Партии и Правительства на искоренение культа приватности, который принесла с собой «оттепель», была уже четко и ясно сформулирована в начале 70-х «Песней, моей песней» на слова все того же Павла Леонидова в исполнении супер-ВИА тех лет – ансамбля «Веселые ребята». Официальные 70-е смело можно назвать годами ВИА: «Без забоя – нет запоя!», – скандировали тогда трудящиеся.
