БРАТСТВО И МЕСТА ПОД СОЛНЦЕМ – БЕДНЫЕ РОДСТВЕННИКИ ИЗ РОССИИ – РУССКАЯ МУЗЫКА И РУССКАЯ ВОДКА – ЯПОНСКИЙ ПОСТМОДЕРНИСТСКИЙ ПОНОС И «МАЛЬЧИК-С-ПАЛЬЧИК» – ЛОНДОН, ПОЭТ БОЛЬШЕ ЧЕМ – БАРБАН И БРАКСТОН – И КОНЕЦ МИФА
Казалось, со временем душещипательная тема МЫ и ОНИ, то есть тема взаимоотношения наших музыкантов новой музыки вкупе со своими иконоборческими деяниями с тамошними братьями по оружию разрешится в нашу пользу. Однако сего не происходит, что наводит меня на мысль проследить эту материю на личном опыте еще некоторый раз. Последнее десятилетие мое было густо заполнено именно такого рода разными общениями с западными, а также восточными, точнее дальневосточными маргинальными пассионариями. Что же я вынес для себя и не только из всего этого будет несколько прояснено в дальнейшем повествовании или точнее свободном рассуждении.
На дворе уже новый век, так называемый во всем мире – New Age, что уже многое определяет, а именно – особого рода художественная и экзистенциальная реальность к коей многие из нас, скажем так, не совсем были готовы. Ваш покорный слуга все 90-е годы носился с идеей всеобщего артистического братства после падения «железного занавеса» и искренне негодовал, когда встречался с, мягко говоря, странным и отстраненным отношением западных сподвижников по этому вопросу.
Наше вхождение в мировое культурное сообщество как-то не очень-то приветствовалось и поддерживалось. Очень скоро стало понятно, что места под этим эстетическим солнцем уже распределены и даже заняты. В конце 80-х я выслал свои записи свободной импровизационной музыки, весьма радикального качества даже по европейским меркам, продюсеру германской фирмы Free Music Production (FMP) специализирующейся на новой музыке Джосту Герберу, и что же … последовал невнятный вежливый отказ. Немецкий гитарист Эрхард Хирт, рекомендовавший мне этого человека, так потом объяснил причину, что, мол, эта структура (FMP) уже полностью сформирована, иерархия создана и включать, а значит где-то ломать ее никто не заинтересован, тем более, для никому не известных русских музыкантов.
Можно добавить, что только нашим музыкантам Moscow Art Trio – А.Шилклоперу, М.Альперину, С.Старостину по определенным конъюнктурным соображениям удалось попасть в дамки, быть принятыми престижным немецким лейблом ЕСМ. Что связано, конечно же, с модой на этно-джаз и всякого рода мировую музыку. Я не говорю о феномене этно-певицы Саинхо, сделавшую блестящую карьеру на Западе, эта тема особая, не совсем касающаяся нашей.
Далее последовала подобная следующая уже попытка, достучатся до западного лейбла издающего авангардную музыку. Я написал мэтру свободной импровизации гитаристу Дереку Бейли, о том, что в России существуют его единомышленники, которые давно работают в том же радикальном ключе и его методом, но у которых нет никакой возможности издавать свою музыку и прочее, и прочее… Последовало вялое формальное письмо, мол – хорошо, ребята… будете в Лондоне, заходите. Много позже, правда, выяснилось, что эта братия музыкантов сама едва сводит концы с концами, хотя пластинки то они свои все же издавали. То есть, худо-бедно, но их музыка документировалась и была широко известна, что называется, в узких кругах. Так что принимать «бедных родственников» никто не собирался, и что более обидно, не было даже особого интереса к нашим деяниям.
Хотя, хорошо помню, как во время совместной поездки по России с английскими музыкантами, я дал послушать наши записи Вериану Уэстону, блестящему пианисту коллеге Фила Минтона в рок-оппозиционной компании, и у того буквально зашевелились волосы на голове в момент слушания. И подобного рода впечатления бывали у многих, в приватной обстановке и следующие за тем удивление, что это никому здесь не нужно. Но, пошевелить пальцем в нашем направлении им оказалось весьма затруднительно, несмотря на искренне радушное в тот момент к нам отношение. Как я уже писал, в своей вотчине эти ребята представали совсем другими. Дело кончалось лишь общими воспоминаниями о русской водке и русском гостеприимстве. В лучшем случае мы могли рассчитывать на угощение бокалом пива или чашкой кофе.
В берлинском интернациональном проекте культурного центра «Подевиль» в начале 90-х я столкнулся со многими интересными вещами. Тогда я был страшно удивлен всей этой кухне взаимоотношений между западными музыкантами. Тут не было горения общей идеей, безрассудного кипения на репетициях и прочего, что обычно сопровождает наши акции. Спокойствие, вежливое равнодушие в процессе, но, прежде всего забота о собственных удобствах и гонораре, в общем, «цеховой протестантизм».
Польский трубач, участник проекта Томаш Станько поднял большой скандал по поводу неудобной ванны в гостинице, меня же поселили в номер просто без ванной вообще! И суточные нам не спешили выдавать, так что я держался на своих бульонных кубиках и запасах, привезенных, по-наущению коллег, в Берлин из Московии. Тогда как мои коллеги тоже скромно пили кофе или сок, не очень швыряясь деньгами. Так мы жили по принципу каждому – свое. А в приватных общениях со знаменитостью Станько я был крайне удивлен, что коллега по авангарду как-то не спрашивал о российской музыке, а все больше о ценах на продукты и недвижимость в России. И вообще я долго не мог отделаться от ощущения там, в те времена, что меня рассматривали как зоологический экспонат или точнее бурого медведя.
Перенесемся на десяток лет вперед. Мы уже поездили по европам, освоили те пространства и приспособились к тамошним национальным характерам. Теперь и мы не столь наивны и раболепны при встрече на нашей земле с заморскими гостями. Я с радостью наблюдаю, как пропадает рабское пресмыкательство и заискивающие интонации у наших подданных.
Теперь гостей в московском культурном центре «ДОМ» принимают в той же манере, что и в каком-нибудь германском Подевиле или Тахелесе, вежливо- холодновато с деланным радушием…Недавно мой опыт общения обновился особенно. Я играл в ДОМе с японским пианистом маргинального толка Риодзи Ходзито. Уроженец далекого острова Хокайдо привез с собой целый чемодан игрушек и звучащих, шипящих штучек всякого рода для инсталлирования рояля, на котором он временами играл. Домотканая альтернативность была сразу заявлена. Общая эстетическая направленность выступления мне была ясна, что-то в духе эксцентрики Курехина, т.е. в постмодернистком ключе. Причем стилистика его игры простиралась от техники Сесила Тейлора до Кита Джаррета.
При всем моем неприятии этого, я принял игру Ходзито, ибо понимал,то, что русскому смерть, японцу – в кайф! Японский коллега на сцене предстал этаким «мальчиком-с-пальчик» в борьбе в Демоном музыки!? Этот очень японский яркий имидж точно обыгрывался и мне оставалось только, как партнеру не уподобляться злому демону, но держать удар маленького самурая. Я играл спокойно и торжественно, как матрос с Цусимы, хотя шел на игру, опасаясь экстремального скоморошничания партнера, но Ходзито проявил какую-то милую детскую шалость маленького юркого борца и не со мной, но с абстрактным своим демоном или точнее Альтер-эго. И надо отдать должное, мой японский друг был крайне внимателен к партнеру, и музыка получилась по-восточному утонченной и по-европейски серьезной. Финального харакири не случилось, но и, слава Богу!
Так был достигнут консенсус в столь сложной ситуации. Стены между нами не просматривалось, хотя в моем прежнем опыте с дальневосточными персонажами я был поражен каким-то инопланетным бытием японцев. Их особым статусом. Маска с улыбкой, вежливое кивание в стиле театра Но или Кабуки – физическое ощущение стены между ними и вами не проходит.
О японском авангарде надо сказать особо. Они обрушивают на вас дикий напор информации, шквал экспрессии и бешеную энергию, при этом успевают смешать стиль Колтрейна и Зорна, хард-рока и попсовую пошлятину, аутентику и этнические клише, да бог знает чего еще, что вы не успеваете все проглотить и осмыслить. Причем упор делается на шумовую доминанту. Известный радикал-шумовик Йошихидо в питерском джаз-клубе начал с того, что колотил кулаками по ди-джейскому проигрывателю с пластинкой, что тут же обрабатывалось компьютером и выдавало на гора дикий синтезированный гул, невыносимый для уха. Все это видимо в понимании постиндустриального японца выражало анти-буржуазный или антиглобалисткий протест.
Ух! Просто Ночной кошмар «Поп-механики»!
Кстати, недавно японцы таки привезли свой вариант, углубленный и учетверенный клона «Поп-механики», кучу музыкантов и всякого народа в Россию под аутентичным названием « SHIBUSASHIRAZU». Эдакий постмодернистский культурный понос! Такое ощущение оставалось у меня и после выступления пары японских групп, что я слышал сам. А вкрапление в выступление еще перформанса голого танцора «буто» также не меняло суть происходящего. Наша новорусская молодежная тусовка была без ума от подобного прикола, каюсь я тоже на некоторое время оставался без крыши.… Здесь наша проблема «Мы и Они» как бы снимается. Ситуация карнавала, как известно по-Бахтину решает подобного рода противоречия. Но все же, это ли подлинное решение проблемы?..
А, что чопорные антиподы англичане? Приехав в 1996 году в Лондон на фестиваль Лео-рекордз «Невоспетая музыка», я был представлен как коллега английским импровизаторам, которые были приглашены для совместного музицирования в рамках фестиваля. Появились ребята с инструментами, и мне пришлось взять инициативу и постоять за нашу марку. Ребята из модной альтернативной группы «B-Shop for Poor’s» оказались контактными и простыми. Басист Джон Эдвардс даже пригласил меня на кофе…А хиппового вида парень Джон Расселл, продолжатель гитарного дела Дерека Бейли стал угощать меня пивом и жаловаться на проклятую жисть, и выяснилось что он в свободное от импровизационной музыки время моет окна…
Тогда мне это показалось в высшей степени странно. Так рушились представления об особом статусе западного художника. В России поэт (музыкант) больше чем поэт. Поистине, эта наша российская этическая и эстетическая максима совсем не поддерживается постмодернистским сознанием. И столкновение этих установок актуально для всех художественных элит и поныне.
Тем временем на лондонском фестивале блистали такие звезды, как Джо Манери, Лорен Ньютон, Саймон Фэлл и Энтони Бракстон. Посидев на репетиции в кресле недалеко от гениального Бракстона, естественно я не рискнул даже к нему приблизится. Самое интересное произошло немного позднее. Во время его сольного выступления я со священным трепетом слушал его сентенции на саксофоне в течение полчаса, но далее произошло немыслимое, ибо я не выдержал этого невыносимо занудного высоколобого мастурбирования и выскочил в фойе перевести дух. Самое удивительное, что там за столиком я увидел Ефима Барбана, который сделал это чуть ранее меня! Музыкальный философ, мой гуру, теоретик нового джаза, боготворивший когда-то Энтони Бракстона и всю компанию американских авангардистов, своим поступком одномоментно ниспроверг миф, которому мы продолжали поклоняться. Думаю, это сильно тогда перевернуло мои приоритеты.
Я расслабился и отныне стал более критичен к своим коллегам. Тогда я увидел, что не все западные музыканты столь уж гениальны и интересны, как казалось из нашего медвежьего угла. Кстати, выступление на упомянутом фестивале нашего Оркестра Московских Композиторов с Саинхо было очень ярким, но не было оценено по заслугам как этого и следовало ожидать. Мне стало обидно за державу.
Спустя десять лет судьба уготовила мне подарок. Я снова играл со своими английскими коллегами, но уже в России. Заявлен был приезд на юбилейный курехинский фестиваль СКИФ-10 легендарного дуэта Фреда Фрита – Криса Катлера, ветеранов движения «Рок в Оппозиции » далеких времен и пространств. Последняя моя встреча с Катлером и была ровно десять лет назад на вышеупомянутом фестивале в апартаментах Куин Элизабет Холл. Тогда мы расстались совсем единомышленниками, друзьями и поддерживали переписку все эти годы. Перед фестивалем я списался с Крисом, и они приветствовали мое решение играть с ними во втором отделении.
С волнением я взошел на сцену где шла настройка звука и ритуально обнялся с музыкантами. Я показал Фреду нашу фотографию пятнадцатилетней давности сделанную со сцены легендарной Горбушки, на что он заметил, что потертая его гитара – та же. Самое интересное, добавлю уже я, что и музыка которую они начали играть спустя столько лет была ТА ЖЕ ! Да, это было мощно и убедительно, публика неистово внимала. Для многих молодых это было откровением. В разгар их апофеоза должен был присоединиться и я.
Что же, мне было не привыкать к столь рискованным ситуациям. Намеренно отказавшись от звукового процессора, так как у Фрита была гора всякого рода примочек, я пошел чистым акустическим звуком виолончели точно солдат с «берданкой» против вражеского танка «Тигр». И что ж, победила русская «берданка», как это часто бывало в нашей истории. Экспрессивный звук виолончели прорвал электронный глобальный купол и зарядил всю их музыку жизненным порывом. Что и следовало доказать. Затем мы сыграли на бис. От народа я услышал, что не подкачал!
Перед выступлением я зашел к коллегам в их гримерку, где они угостили меня красным вином, и тихо посидел с ними в грустной обшарпанной комнате, куда их определили. Они как истинные англичане вели какой-то деликатный свой разговор, не очень обращая на меня внимания, что я чувствовал себя неловко, несмотря на предложенный бокал. Конечно, может все дело было в том , что я плохо понимал их специфическую речь, но все же, думаю, дело было в особенностях национального характера… И главное, было ощущение, что для них это просто работа, а никак не событие экзистенциального характера. Может быть, здесь разгадка нашей темы?
И все же, не хочу делать определенных выводов, пусть у меня останется понимание некоторой неопределенности человеческих мотиваций и поступков, тем более у таких неадекватных персонажей как музыканты или художники альтернативного искусства. Но, должен добавить, что чем более мы стали общаться с западными музыкантами, тем меньше стало совместных проектов, совместного музицирования, и просто человеческого общения, что крайне парадоксально, ибо мы рассчитывали на совершенно обратное. Так приходится отказываться еще от одного мифа, рожденного за железным занавесом.
Для Специального Радио
Сентябрь 2007
ЧИТАТЬ ТАКЖЕ
