Певец Юрий Петерсон в 1972 году покинул ВЕСЁЛЫЕ РЕБЯТА и перебрался в САМОЦВЕТЫ. Поскольку между ВЕСЁЛЫМИ РЕБЯТАМИ и САМОЦВЕТАМИ всегда шло негласное соперничество, интересно узнать у музыканта, поработавшего в обеих командах, какие ощущение он испытывал, находясь внутри, так сказать, при исполнении…
Соперничество между Павлом Слободкиным и Юрием Маликовым началось, наверное, еще до начала эры ВИА, когда они, совсем молодые, но талантливые музыканты, играли в аккомпанирующем составе Марка Бернеса. В 1968 году Слободкин сделал ансамбль ВЕСЁЛЫЕ РЕБЯТА, добился с этим ансамблем ощутимых успехов в карьере, и странно было бы предположить, что Маликов не захотел бы сделать то же самое.
В 1970 году Юрий Маликов выступал на выставке “Осака-70” и привез из Японии много аппаратуры, имея которую, вполне можно было ринуться в путешествие на борту вокально-инструментального ансамбля. Но надо было еще собрать состав. Один из первых звонков в поисках нужных людей Маликов сделал Юрию Петерсону, вокалисту, работавшему в составе ВЕСЁЛЫХ РЕБЯТ, то есть – у главного конкурента. Вот что вспоминает Юрий Петерсон:
– Звонит мне Лева Оганезов: “Юрочка, вот тут Юра Маликов… (они вместе играли, кому-то аккомпанировали) …привез из Японии аппаратуру и хочет, чтобы кто-нибудь ее посмотрел и сказал, что с ней можно делать”. Я приехал к нему на Преображенку, где он показал мне привезенные из Японии гитары (очень плохие, кстати), микрофоны, которыми можно было гвозди забивать (японские микрофоны до сих пор плохие), но еще он привез из Японии хороший усилитель, две большие хорошие 100-ваттные колонки и очень хороший ревербератор. “Юра, я хочу на основании этой аппаратуры сделать коллектив. Названия пока никакого нет. Не хотел бы ты поработать вместе со мной?” Я говорю: “Юрочка, ты же понимаешь, что у меня – шикарная команда шикарных ребят! Спасибо, конечно, только я абсолютно самодостаточен. Но у меня один к тебе совет: не набирай в свою новую команду музыкантов из Москонцерта, которые аккомпанируют всяким певцам и певицам. Это – заведомо ложный путь. Мы по этому пути уже прошли. У нас были музыканты из Москонцерта, но как они были, так они и сплыли. Набирай сразу попсовиков из каких-нибудь рок-групп! У тебя связи большие, найди одного-двух, а там ребята сами других приведут…”
Маликов так и поступил. На одном из концертов он познакомился с певцом и гитаристом ансамбля ОРФЕЙ Вячеславом Антоновым (тем самым, который позже стал Добрыниным), и тот привел за собой в новую группу ребят, которые умели и любили играть рок.
В 1971 году сложился первый состав САМОЦВЕТОВ. Он был таков: сам Юрий Маликов (бас), Вячеслав Антонов (гитара, вокал), Геннадий Макеев (клавиши), Алексей Пузырев (гитара, вокал) и Николай Раппопорт (барабаны). Первые гастроли новой группы состоялись в городе Донецк, где САМОЦВЕТЫ выступали “на разогреве” у Олега Анофриева. Народ принимал ансамбль “на ура!”, но в 1971 году у Маликова возникли трения с Антоновым, Макеевым и Пузыревым, чей рокерский характер слишком оттопыривался из тщательно причесанного репертуара САМОЦВЕТОВ. Состав распался, в результате Антонов, Пузырев и Макеев ушли в стан главного конкурента, то есть в ансамбль ВЕСЁЛЫЕ РЕБЯТА.
Но у Петерсона тогда же возникли проблемы со Слободкиным, и в итоге Маликову удалось заполучить певца, о котором он давно мечтал. Там уже работали Ирина Шачнева, Валентин Дьяконов и Анатолий Могилевский. Потом пришли Жарков, Селезнев и Березин. И лишь потом в составе появился Юрий Петерсон. А чуть позднее Генбачев сменил за барабанами Колю Раппопорта. После этого Маликов никого не брал в состав САМОЦВЕТОВ вплоть до 1974 года, когда этот состав превратился в ВИА ПЛАМЯ.
– Юра, жизнь в САМОЦВЕТАХ и в ВЕСЁЛЫХ РЕБЯТАХ чем-то отличалась?
– Да, конечно. ВЕСЁЛЫЕ РЕБЯТА очень напоминали “туполевскую” шаражку, когда гениальные люди собрались в одном месте и делали гениальные вещи, изобретая самолеты, космические корабли, но все они – как бы под арестом. А в САМОЦВЕТАХ до поры до времени, до 1974 года было вполне демократическое общество. Со стороны Маликова на нас не было никакого давления, мы все делали сообща, все дружили, все старались. Тем более что талантливые ребята собрались: Генка Жарков, Валька Дьяконов, Ирка Шачнева… Сам Юрка – потрясающий администратор. Они со Слободкиным в этом плане похожи, только Маликов использовал ярко выраженный партийный ресурс, а у Слободкина был очень мощный деловой ресурс, так как он всегда варил своими мозгами.
Зато Паша очень не любил сольного исполнения. Сольно пел только я, Владимир Фазылов и Леонид Бергер. “Ты проснулся на рассвете…” запевал Бергер, но все равно это групповая песня. “Варшавский дождь” и “Разметалось поле” пели хором. Паша стремился к тому, чтобы на пластинках выходили не солисты, а АНСАМБЛЬ “Веселые Ребята”. Солисты были ему не нужны, хотя именно солисты – я и Бергер, а потом Буйнов и Глызин – делали ему весь пиар.
Когда же я пришел в САМОЦВЕТЫ, то сразу постарался объяснить Маликову главный постулат успеха. Я сказал: “Запомни, Юра: человек, который находится за линией микрофонов, публике не интересен. Все должны выходить и петь хотя бы по одной песне”. Березин в первый раз стал петь именно в САМОЦВЕТАХ. Он исполнял очень хорошую песню “Все мы терпим от любимых”. Разумеется, там пел Толя Могилевский, который был таким же солистом, как и я. Пели – Ирка Шачнева, и Гена Жарков пел, и Селезнев. Все пели! Вперед полез даже Коля Раппопорт, барабанщик. Поэтому главное отличие САМОЦВЕТОВ от ВЕСЁЛЫХ РЕБЯТ заключается в том, что нас любили каждого.
В ВЕСЁЛЫХ РЕБЯТАХ было так: стоят на сцене с постными лицами пацаны, которые совершенно гениально играют. Посыл был такой: ну, слушайте, как мы гениально поем! И рюхайте фишку! Взгляд в ВЕСЁЛЫХ РЕБЯТАХ был немножко сверху. А у нас было шоу, мы очень хорошо двигались на сцене, друг друга подменяли, от чего была общая аура, и публике это дико нравилось. Ей было по фигу, о чем в песне поется. Мы пели в Финляндии песню про БАМ – “А короче, БАМ!” – в роковой манере и финны кричали “Ура!”, а то, что эта песня была про БАМ, им было абсолютно все равно. Кроме того, мы все были молодыми, и мы были ровесниками своей публики.
– Получается, у САМОЦВЕТОВ была другая стилистика?
– Нет, пароль был тот же самый – “Битлз”. Все, кто работал в САМОЦВЕТАХ, знали и любили “Битлз”! Тем более что все музыканты подобрались с образованием, из подвального мира никого не было. У нас не было проблем сыграть или спеть что-то по нотам. Но у нас был другой стиль. И этот стиль поразил всю Россию, это – такая теплота, доверительность русской песни. Этот стиль я и принес в ансамбль. Я понял, что именно это будет убивать всех напрочь! Это я взял из французской манеры пения. Мой стиль – это именно французский стиль. Песни “Снег кружится”, “Снежинка”, “Легко влюбиться”, “Тебе, я знаю, все равно”, “Бросьте монетку, месье и мадам” – вот это мой стиль. Это – настоящий шансон. Даже “Не повторяется такое никогда” – это тоже, если внимательно послушать, французская песня. Там не было напора, как в английской или американской песне, там – совершенно другая стилистика, и именно это пипл как раз и убивало. Я проникся этим стилем еще в Риге, когда услышал песню “Изабель”, – она потрясла меня до самых основ. Эта песня просто сводила меня с ума!
Сначала мы записали миньон с песнями “Верба” и “Горлица” (я там на клавишах, на “Хаммонде” играю), а потом – гигант “У нас, молодых”. Надо сказать, что я перешел из ВЕСЁЛЫХ РЕБЯТ в САМОЦВЕТЫ с полным компотом своих песен. Я сразу стал петь восемь песен. Я пел “Мами-блю”, “Тебе, я знаю, все равно”, пластинка с которой разошлась в 6 миллионах экземпляров, “Жил-был я”, “Бросьте монетку, месье и мадам”… Я пришел туда со своим багажом, да взял еще тот багаж и сюда поставил – и он очень хорошо пошел. Он был в “формате”, как сейчас говорят.
– ВЕСЁЛЫЕ РЕБЯТА работали в основном с молодыми композиторами – с Дьячковым, Добрыниным и другими, а Маликов, говорят, тяготел к работе с ветеранами – с Туликовым, с Фельцманом, Богословским…
– Нет, нам приносили свои песни – тот же Добрынин, тот же Днепров, тот же Сергей Дьячков. В какой-то момент мы стали петь много своих песен. Маликов приносил песни. Я пел свои песни. Мы пели очень классный материал. А если взять песни Марка Григорьевича Фрадкина, то там нет слабых песен вообще! Если честно, то, как они представляли эти песни сами, нас глубоко не волновало. Я никогда не забуду историю, как к нам пришел Туликов и принес “Не повторяется такое никогда”. Мы сказали ему: “Спасибо, но мы попробуем сделать свой вариант!” Он пришел на репетицию со своей внучкой, послушал, скривился и говорит: “Это – не моя песня. Это – “Бразилия” какая-то!” А внучка повернулась к нему и сказала: “Дедушка – это лучшая твоя песня! Отстань от них!” И он отстал.
Мы перелопатывали всех! Приходит какой-нибудь член Союза композиторов, у него есть смена на ГДРЗ, и его надо записать, мы не имеем права его не записать. “Вот запишите…” – приносит он песню. “Ладно, – думаем, – черт с ним! Мы из этого говна чего-нибудь сделаем!” И начинается: это – выкинуть, то – выкинуть… Он приходит и начинает орать: “Здесь не так! Здесь вот как надо!” Того, кто к каждой ноте приебывался, мы и называли “композитором”. Но бывало, что приходил нормальный человек, который, видя, что мы клево делаем его песню, говорил “спасибо”… Обычно аранжировками занимался Селезнев, иногда – я, иногда это делал Березин.
– А куда была первая гастрольная поездка в составе САМОЦВЕТОВ?
– В ГДР. Только я пришел, мы сразу поехали на фестиваль “Дрезден-72”. Конкурс был очень сильным, там пела Вондрачкова и еще разные известные певцы того времени. От нас Валька Дьяконов туда поехал солистом, пел свою “Ивушку”. Еще одной конкурсанткой от СССР стала Светка Рязанова, которая в ВЕСЁЛЫХ РЕБЯТАХ тогда пела. Она заняла там второе место. А мы работали целое отделение на гала-концерте, а еще одно отделение работал Карел Готт.
– Какой был самый запомнившийся концерт в новом составе?
– Да опять же на том самом стадионе “Динамо”. Я пел “Гой ты, Русь моя родная” на слова Есенина, и было так тихо, что я слышал, как трамваи по улице идут…
И так мы работали до 1974 года, пока у всех головы не закружились. Ведь редко так бывает, чтобы весь коллектив не сошелся характером со своим руководителем. Мы придумали название ПЛАМЯ, когда сидели в шашлычной на улице Богдана Хмельницкого, недалеко от ЦК ВЛКСМ. Удобное название: “Пламя жизни”, “Пламя любви”, “Пламя патриотизма”, все – пламя.
А у Маликова уже был состав: эти, с Полонским, прибежали очень быстро. По-моему, они даже раньше нас начали работать. А нам – бывшему ансамблю САМОЦВЕТЫ, который в полном (подчеркиваю!) составе ушел от Маликова, пришлось сдавать худсовету право работать номер, затем – отделение, и только потом – сольные концерты. И сидела комиссия из Москонцерта, смотрела нас, а мы пели те же песни, что пели всегда! А что делать? Мы ругались и пели “У деревни Крюково”…
Тем не менее, первой пластинки у нас долго не было. Но, в конце концов, она вышла. Это была маленькая пластиночка, на первой стороне которой была записана песня С.Туликова “До 16 лет” (это что-то а-ля “Не повторяется такое никогда”), а на второй – песня А.Бабаджаняна “Сколько дней в году”. Аранжировщиком ее, кстати, был Виктор Дегтярев, который когда-то на барабанах в СКИФАХ играл. Он, кстати, хорошую аранжировку написал, очень светлую.
– То есть, все те композиторы, что писали для САМОЦВЕТОВ, как бы перешли вместе с вами в ПЛАМЯ?
– Ну, они же, композиторы-то, не дураки! Они знают, кому песню отдавать! Туликов к нам шел – к тем САМОЦВЕТАМ не шел. И Марк Фрадкин с нами: мы целое отделение его песен работали. Так что они, как говориться, знали с кем работать! Их не обманешь…
– А сейчас, насколько я знаю, вы собрали коллектив, который называется ПЛАМЯ-2000. Как это произошло?
– Мы встретились на концерте: я, Алексей Кондаков и Владимир Парамонов. Нам тогда поступило предложение поехать в Америку на гастроли, и мы решили: а чем черт не шутит! Вспомнили старые песни, записали минусовки, даже отработали несколько концертов для обкатки, а в Америку нас… так и не пустили! Коротко говоря, нам пришло приглашение, официально, на бланке какого-то фонда, мы подали документы, и должны мы были собраться в 8 часов утра в консульском отделе, но как это часто бывает с музыкантами, мы подзадержались и пришли туда позже, в полдень. А пока стояли в очереди, уж и час дня пробил. В итоге всем, кто прошел до двенадцати дня, визу дали. А всем, кто пришел после двенадцати дня, визу не дали! С нами в одной группе шел человек, которому то ли 6, то ли 8 раз не давали визу, отказывая. Так вот ему визу дали, а нам всем, включая меня, который до этого уже бывал дважды в Америке, и Вовке Парамонову, который родился в Америке, в Вашингтоне, в семье советского дипломата – визы не дали! Но, коли мы собрались вместе, надо было работать. И из-за того, что нам не дали визы, мы начали работать здесь. Это случилось в 1998 году.
Первым делом мы записали много старых песен в новом варианте. Мне не стыдно ни за одну нотку! Я считаю, что это качество гораздо выше, чем было у САМОЦВЕТОВ того времени. Мы стали взрослее, мастеровитее, а жажда работать осталась. О! И как мы нарядно начали! В Колонном зале Дома Союзов запузырили! Это был сборный концерт, но в Колонном зале! Потом был концерт в зале Администрации президента России на Ильинке. Потом был Кремлевский Дворец съездов… Да, у нас пафосных концертов навалом!
***
…Дорога у нас практически одна. В этом жанре, в этой музыке, в этом направлении мы прожили практически всю свою жизнь. Часть людей уже ушло из этого мира, как Александр Лосев, часть еще трепыхается. Но вот у ВЕСЁЛЫХ РЕБЯТ Серега Рыжов умер, у ПЕСНЯРОВ уже человек шесть умерло… Если со стороны посмотреть на смертность, то работка-то в вокально-инструментальном ансамбле очень даже тяжеленькая, сердцеубийственная и нервнозатратная. Но никто из нас не хотел, не хочет, и не будет хотеть сойти с этой дороги, потому что это – дорога, которую мы выбрали раз и навсегда. Одни люди – более талантливые, другие – менее, но сойти с этой дороги не дано, наверное, никому…
P.S. Наш разговор уже закончился, как Юрий Петерсон вдруг вспомнил, что когда он уже ушел в САМОЦВЕТЫ, ансамбль ВЕСЁЛЫЕ РЕБЯТА как раз только что записал песню “Варшавский дождь”. Юра рассказал, что он купил пластинку, приехал домой в Измайлово, поставил ее на проигрыватель – и чуть не заплакал, слушая: такое было все родное, до боли знакомое – и… без него.
Для Специального радио
Январь 2005
Читать также:
ЮРИЙ ПЕТЕРСОН: ПЕРВАЯ ПЛАСТИНКА “ВЕСЕЛЫХ РЕБЯТ” РАЗОШЛАСЬ ТИРАЖОМ 14 МИЛЛИОНОВ
