В Странных Играх, просто, кайфовые брались стихи, придумывали мелодии красивые – органично? – органично!, – всем нравится? – если играли на концерте все хлопают – шли к Тропилло и записывали, если не нравилась запись – шли во Дворец молодежи переписывали. Времени было до хрена, гнаться было не за чем, хотелось жить, а не существовать, к популярности особенно не стремились…, хотя известность была приятной.
Мы сначала-то не знали же, что так всё получится. Мы думали, что мы как жуки-дровосеки – подтачиваем большое дерево, а оно вдруг раз и упало. Когда мы осознали уже, большая ответственность пришла – размеры бедствия мы испытали сильно. Не то, что испугались – но как-то приятно, что чего-то получилось, потому что отнять такие два жирных пирога – у фирмы Мелодия и Минкульта было задачей не из легких. Они же были монополистами на выпуск пластинок – и это все делалось партизанскими ходами и методами.
С Цоем мы познакомились у Гены Зайцева, когда они с Рыбой принесли ему первый альбом слушать. Заслуг перед рок-н-роллом в то время у них ещё не было, и Гена, член совета рок-клуба весьма скептически к ним отнёсся. В тот день он был под впечатлением от привезённого из Уфы нового альбома Шевчука «Не стреляй», а тут пришли два красавца и поставили ему про дерево. Разумеется, Гена не мог не заметить контраста: с одной стороны красивые тексты, нормальное пение, а с другой – предсмертный рёв загнанного марала. Разумеется, однорукому нравилось больше ДДТ, поэтому впоследствии он стал директором Шевчука. Цоя сразу шибко полюбил Тимур Новиков, и я часто стал встречать Виктора у Тимура – его приводил Гурьянов.
Первый раз я их увидел, когда Берт (Олег Тарасов) устроил концерт в МАМИ, рядом с нашим теперешним складом («Отделения ВЫХОД»). Там была аудитория, куда пришло человек тридцать народа. Ребята честно выступали. Егор яростно рубился, а Янка смотрела в зал, и мы с ней несколько раз глазами встречались. Потом мы им устроили квартирник на Красногвардейской, где были и Егор, и Янка. Запись Егора у меня потом кто-то украл, а запись Янки осталась, и мы через несколько лет её издали под названием «Красногвардейская». После концерта мы выпивали -закусывали, и всё было прекрасно. Потом вдруг «бац!», разведенный только что спирт, который охлаждался в бутылке под холодной водой, загадочно исчез – кто-то эту бутылку умыкнул.
Это был конец семидесятых, а в начале восьмидесятых уже состоялся концерт «Аквариума» в ДК Кусковского химзавода, где были организаторами Илья Смирнов, Илья Барац и Сергей Васильев. Илюха был у нас главный, самый стойкий, и я ему дико благодарен. Его и Тоню Крылову отличала гиперактивность и бесстрашие. Я-то всегда боялся и что-то делал, преодолевая страх, а у них этого липкого чувства не было. Когда меня первый раз гэбшник принял, меня трясло несколько часов. Илюха был вождем, моим начальником. Он всегда был ведущим, а я – ведомым. Мы делали общее дело, и главным в этом деле был он, а не я. И в журнале «УрЛайт» и в организации концертов. Я его нежно люблю, между нами и сейчас баррикад никаких нет. Хотя, на данном этапе мы имеем разные воззрения на жизнь.
Егор Летов скрывался от ментов у меня дома. Он познакомился с Цоем, но крепко подружился лишь с АукцЫоном. Все остальные его сторонились, общаться с ним было очень стрёмно. Свинья по сравнению с ним был совершенно безобиден. Он был как бы политик, и все стремались. ГРОБ сыграли концерт в Рок-клубе, и публика была от них сильно в шоке. Правда, концерт был не очень удачный. Звук был очень жёсткий – не такой лояльный, как в его номерных альбомах. Тогда они выдали какой-то нойз, и песни все новые, но не было известных мне хитов.
Потом решили посмотреть на Гаркушу. Незадолго до этого мы видели фильм (то ли «Взломщик», то ли «Рок»), где показывалось, как он работает механиком в кинотеатре. Кинотеатр этот оказался прямо напротив Сайгона, мы вошли, спросили Гаркушу, и вахтёр, не дослушав, ткнул пальцем куда-то вверх. Наверху мы постучались в кинобудку, Олег вышел, встретил нас приветливо, ответил, что не знает, как вписаться на ПОП-МЕХ и глянул как-то так… Очень многие неформалы страны тогда посмотрели этот фильм и почти все они ездили в Питер… Интересно, как он сам его крутил из своей будки – что-то оккультное в этом есть.
Однажды Башмачок и вовсе меня поразил. Мне очень нравилась одна из подружек моей супруги, и, как-то раз, они встретились у меня дома на импровизированной вечеринке. Слушание магнитофона, пение песен, слово-за-слово, и мои гости внавал оккупировали мой диван. Во время непринуждённой беседы, в хитросплетении рокерских тел, красивая нога нашей подружки оказалась в паху у поющего СашБаша. Возбуждённый, он спел сразу еще одну песню, потом еще одну, а когда девушка вышла по своим делам, ринулся за ней. Дождавшись, пока она выйдет, он позвал её на кухню и начал раздевать. Динка, так звали девушку, неожиданно для него оказала сопротивление: стала кричать и вырываться, за что немедленно получила от СашБаша в лоб, и судя по всему далеко не один раз. Динка пришла в комнату вся в слезах, потрёпанная, с красным лицом. Саша остался курить на кухне.
Как-то мы сидели на кухне, и Тропилло долго, упорно, с большим энтузиазмом учил меня жить и указывал на недостатки в работе. А я по мере сил отбивался. Свинья, наконец, не вытерпел: «Слушай, он хочет, чтобы ты сказал: «Да, я – мудак!». Скажи это – и он успокоится. Я, вот, спокойно могу сказать про себя: «Да, я – мудак!» Что тут такого?».
Как-то Саша Липницкий договорился с Брайаном Ино об издании в России “OPALовского” альбома “Звуков Му”. Уже хлебнув много всякого разного с российскими музыкантами и прожив достаточно долго в Ленинграде, Ино ни на какие деньги не претендовал, просил только договориться между собой. А вот, как раз, это и было самым сложным. Я был готов удовлетворить и группу и Петра: мне казалось, что надо прорваться сквозь этот тяжелый бред, а определить, кто, сколько получит – это уже дело техники.
Некто А. Башлачёв появился в Москве типа в 1984 году. Немногочисленное столичное подполье пас тогда историк И.Смирнов со товарищи, организовывал квартирники и изящно тусовался в лёгком флёре «демократических» ценностей. С подачи Троицкого – другого историка, которого все страшно боялись за его виртуозное владение комсомольской демагогией и совершенно очевидную нелюбовь к року и, тем не менее, именно с его подачи Башлачёв стал частым гостем засранных флэтов золотой советской молодёжи. Именно на одной из таких «точек» – в девятиэтажке у метро «Новокузнецкая» – я впервые услышал будущую легенду русского рока.
Вскоре после нашей с Юрием беседы был выпущен альбом «Единочество.». И первая, и вторая части этой пластинки уже успели получить весьма высокую оценку у меломанов. Правда, питерский фестиваль Шевчуку и «ДДТ» провести не удалось, город ему это сделать так и не доверил и предпочел во время юбилейных дней потратить деньги на полупопсовую музыкальную тусовку.
Позднее аналогичная в чем-то история приключилась и со мной. Ввиду того, что из физико-математической школы интерната меня исключили за плохое поведение, выразившееся в пропаганде религии (организация публичного чтения “Мастера и Маргариты”), ношении длинных волос и “распространении буржуазной идеологии” (в виде пластинок Битлов, Shocking Blue, Led Zeppelin и Deep Purple), я понял что нужно ехать из республики ученых и вообще из Сибири в какое-то менее кафкианское место. Так что и призыв чеховских сестер “В Москву! В Москву!” показался не столь уж бессмысленным. Забавно, что когда я рассказывал уже в Москве студентам-сокурсникам, за что меня исключили из 10-го класса в Новосибирске в 1974, никто не верил!
