***
Про московских меломанов 70х: (именно 70-х! Всё это происходило с 76-го по 79-й. Потом я стал заниматься этим намного меньше)
Пару раз меня «кидали» сильно, один раз мне в темноте у метро Речной Вокзал дали как бы пластинку The Who «Tommy», а оказалась полная «кукла». В другой раз у меня отняли Sparks «Kimono my house», прямо в нашем доме при моем соседе, который оказался говнюком. Ребятки — как бы друзья его – попросили посмотреть, и – «опа!», пластинка навсегда исчезла!
Потом у нас начались встречи на «Октябрьской» кольцевой в тупике. Мы там встречались каждый день. После шести вечера. Приключения бывали регулярно. Для нас наши пластинки представляли огромную ценность, поэтому мы защищались изо всей дурацкой мочи. У меня был приятель Коля Мудров, по кличке «Милиционер». Сначала я не верил, что он реально служил в милиции. Потом мы с ним оказались вместе на Павелецком вокзале в буфете – и тут к нему все прямо-таки кинулись: «Коля, Коля!» Оказалось, действительно был ментом.
И на Павелецком вокзале службу нёс. Как он покинул эту организацию, я до сих пор не знаю. Так вот, этот Коля своего бывшего коллегу, который позарился на наши рекорда, реально послал в нокаут. Мент стоял около стены на «Октябрьской» – и Коля ему врезал снизу в челюсть. Тот просто конкретно осел. И тут подходит поезд – и мы все, как стая воробьев, прыгаем в этот поезд. Несколько дней мы боялись туда приходить. Потом потихоньку вернулись, и всё было нормально. Думаю, этот мент просто побоялся рассказать про свое унижение.
Был ещё случай, когда у Сережи Огибина милиционер пытался отобрать пакет с двумя пластинками. Серега (чисто от страха) укусил его за руку, мент руку отпустил – и Серега сбежал. В более поздние времена нас официально забрали на Октябрьской в ментуру. А там капитан милиции начал нам читать лекцию о том, что советский человек должен слушать русскую музыку, а не всякую там еврейскую. На что Олег Андрюшин ему говорит: «А что бы на ваши слова, как вы думаете, сказал Владимир Ильич Ленин?». Капитан прямо-таки поперхнулся. Потом, наверно, подумал, что с этими «студентами» можно и на неприятности нарваться. И в результате просто отпустил нас.
Моя главная задача была такой: послушать всё, что можно послушать, а то, что очень понравилось, купить. Я ничего не «писал», хотя у меня был тогда магнитофон, но я этой процедуры не любил. «Рекорда» эти у меня остались и сохранились по сию пору. То есть стоят дома с семидесятых, восьмидесятых годов. При этом я их сейчас не слушаю, даже не подключаю вертушку. Во-первых, некогда. А во-вторых… Чукча давно уже не читатель…
Что там стоит? Genesis, King Crimson, Van Der Graaf Generator, Iggy Pop, Sex Pistols, Public Image Limited, Patti Smith, Nina Hagen, Can, Bob Marley, Black Uhuru, Led Zeppelin, Doors, Kraftwerk, Rolling Stones, David Bowie, Roxy Music… У меня никогда не было стилистических пристрастий. Что понравилось, то и приобреталось. Когда я занялся издательством музыки, то слушать стал значительно меньше, поэтому даже толком не помню, что у меня там есть. Теперь я слушаю то, что просят послушать. Мне из этого мало что нравится. Но не хочется обижать ребят. Да, и вдруг попадётся что-то прекрасное. Не хочется пропустить.
На всякие толкучки я никогда не ходил, мне хватало встреч на «Октябрьской» кольцевой в тупике. Там мы все дружили и даже не то, чтобы обменивались, а просто давали друг другу то, что могли дать. Доверяли… И это, кстати, было очень эффективно. В начале восьмидесятых мой друг Саня Тихов предложил поехать на толкучку в Малино. Только мы туда приехали – началась облава. Я никуда не побежал – и меня «приняли». С собой у меня было всего две пластинки, от которых я хотел избавиться: John Lord «Windows» и Lou Reed «Bells». Сижу я в ментах и говорю капитану: «Если вы у меня отбираете пластинки, то составляйте бумагу. Иначе это просто грабёж». А он мне отвечает: «Хочешь – пиши сам!».
И я написал, что у меня, Ковриги Олега Владиславовича, изъято две долгоиграющих пластинки таких-то наименований и попросил поставить на это печать. «Какая печать? Нет у меня никакой печати!» Но я без печати уходить не хотел. В результате он достал из сейфа печать и спрашивает: «Ну куда тебе её поставить? На лоб что ли?». «Нет,- говорю, – вот на эту бумагу!». А перед этим был опрос: кто такой, где работаешь… А я тогда только что закончил институт и был инженером-стажером. Взял у них телефон и уже через несколько дней с работы позвонил туда. И подошёл тот самый капитан:
– Ааа! Это ты, инженер? Мы тебе уже бумагу в партком накатали.
– Да я беспартийный. Мне что…
– Ну, вот, когда начнётся, поймёшь «что».
– А за пластинками когда можно приехать?
– Да приезжай хоть сейчас.
Я отпросился с работы — и поехал. Прихожу, здороваюсь с капитаном и, как бы, чувствую, что это уже совершенно другой человек. Открывает мне шкаф:
– Ну, смотри, где там твоё…
Если бы я хотел, мог бы взять что угодно. Но… потом бы совесть мучила. Про бумагу с печатью он даже не спросил, она до сих пор у меня хранится. Думаю, что кроме меня никто и не пришёл. Народ просто боялся.
Потом он мне говорит:
– Понимаешь, мне совершенно неинтересно вас ловить. Я бы лучше телевизор посмотрел, в футбольчик поиграл… Но у меня приказ.
В общем, расстались мы с ним… не друзьями, конечно. Но с полным взаимопониманием и уважением. И никакой «бумаги» мне на работу не присылали. А бывали среди них сволочи, которые монетой или ключом царапали пластинки, им было приятно проявить власть и испортить кому-то жизнь. К счастью, мне такие не попадались.
Мне и сейчас приятно держать свои пластиночки в руках, показывать их детям. Возможно, дочь моя скоро подключит мой старый Technics SL Q2 direct drive – и будет самостоятельно всё слушать. Но я в ту воду входить уже опасаюсь. Уже, в девяностые, я один раз сходил в Олимпийский, на концерт Элиса Купера и ушел абсолютно обломанный. У меня было такое ощущение, что я посетил детскую новогоднюю ёлку. Хотя и сейчас вспоминаю «Welcome to my nightmare» с удовольствием.
***
Про Игги Попа и Джона Лайдона
С двумя своими западными «кумирами» я всё-таки встретился. Первым был Игги Поп. На пресс-конференции в гостинице «Балчуг» он был прекрасен. Я вообще-то не беру у артистов автографы, но у Игги Попа решил взять. И принёс всю свою коллекцию его наследия. Но он подписал мне две пластинки, а остальные подписывать отказался. Чем меня изрядно удивил. Потом был концерт в «Yota Space», где Вован Терех и «Ривущие струны» были у Игги на разогреве, а мои старшие дети курили в артистическрм туалете с музыкантами «Stooges» и «Ривущими струнами». Туда я тоже взял конверты от пластинок Великого, подумав, что в такой обстановке он уже спокойно подпишет всё. Ни хрена подобного! Опять подписал только две. Игги, наверное, посчитал, что я понесу продавать винил с его подписью. Ну… у всех своя придурь. Селлинджера тоже многие считали простым и «своим». А он жил в бункере.
Противоположностью Игги Попу оказался Джон Лайдон – он же Джонни Роттен из «Секс Пистолз». Вот это персонаж именно такой, каким я его и представлял, абсолютно родной человек. Я не слишком хорошо знаю английский язык и понимал примерно треть того, что он говорит, но мне с ним было очень приятно. Я, правда, подарил ему кучу дисков любимых отечественных авторов, потому что мне сказали, что он – коллекционер, и отдал ему журнал «УрЛайт», где был мой перевод статьи о нем из журнала «Q». И я видел, что он реально обрадовался подаркам. Но уверен, что он и без подарков нарисовал бы на моих коллекционных винилах «Public Image Limited», всякие сиськи и не пойми, что в качестве подписи. И вообще видно было, что парня тащит, что он – живой и глаза его горят.
Когда Джонни увидел альбом «P.I.L. 9», который с кружочками, он радостно воскликнул: «А ты знаешь, что эти кружочки я сам наклеивал!» А я ответил, что примерно тем же занимался, когда мы начинали издавать диски в первой половине девяностых. В общем, было интересно и весело!
***
Про Андрея Тропилло
Я нежно люблю Андрея Тропилло и считаю его выдающимся произведением природы. Как говорит наша хорошая знакомая: «Когда появляется Тропилло ржать можно начинать уже сразу!».
Лет двадцать назад летом звонит мне Тропилло по городскому телефону и говорит: «Меня только что Элька выгнала с моей же студии, и мы с Богаевым (группа «Облачный Край») сидим на лестнице. Нам негде ночевать. Попробуй нас куда-нибудь пристроить». А в это время мы с младшим ребенком жили на даче. Так что у меня был единственный вариант: сделать «приятный сюрприз» всем проживающим на даче в виде тел Тропилло и Богаева. Приезжаю на Остоженку, а там действительно на лестнице сидят Тропилло и Богаев, кивая головушками. Я их забрал и мы поехали на станцию «Отдых», где мы снимали тогда дачу. Идем со станции. Тропилло идет сам. Но по синусоиде. Богаев висит на мне.
Доходим до дачи, Аня, моя жена, с «радостью» нас встречает и укладывает гостей спать. Утром сели завтракать. Тропилло смотрит на хозяйского котёнка и начинает излагать историю: «Вот котята, когда они маленькие, им кажется, что они вырастут и будут такими же, как люди. Будут, как мы, сидеть за столом, есть ложкой и вилкой и вообще… А потом они вырастают и обламываются». В общем, благодаря фантазии и артистизму гения отечественной звукозаписи, скандала не было.
Недавно Тропилле исполнилось 66 лет. Я в марте был в Ленинграде и попал на репетицию группы «Horror», в которой Андрей поёт, а гитарист группы «Зоопарк» Шура Храбунов играет на гитаре. Многим пение Тропилло не нравится. А мне оно в радость. Я не мог попасть на их концерт вечером, но мне и репетиция понравилась. При этом предыдущую ночь Великий (реально Великий!) продюсер провёл в машине. «Понимаешь, я сегодняшнюю ночь в машине провел! Потому что я пришел домой, а меня выгнали на х..й, и пришлось мне в машине ночевать».
Тропилло – это человек, которого деньги, как таковые, не интересуют абсолютно. Его интересует жизнь, и он готов поддерживать жизнь в разных её проявлениях. Он поддерживал жизнь, когда записывал ранние «Аквариумы», «Зоопарки», «Странные Игры» и многое другое. Если бы не он, многое из культурного наследия так называемого «русского рока» просто могло исчезнуть и остаться только в воспоминаниях небольшой группы друганов. Он поддерживал жизнь, когда в перестроечное время наводнял страну «пиратским» винилом. Наверно, он нарушал чьи-то права. Но он нёс просвещение тёмному советскому народу. И донёс его до многих. Я с восторгом наблюдал в начале девяностых ассортимент в пластиночных магазинах Воронежа, Харькова и так далее. Если бы не Тропилло, там никогда бы не продавался Боб Марли, Игги Поп и прочее. И даже Led Zeppelin без него никогда бы не появился на пластинках в российской глубинке.
Но деньги тоже приходится зарабатывать. И он это делал. Правда, в последнее время немножко разучился, к сожалению.
***
Про Лёню Фёдорова
В самом начале 21-го века мы с Лёней и Лидой, его женой, поехали целлофанить альбом «Анабена». Это было её первое издание, в картонных коробочках, которые специально клеили какие-то бабушки в Ленинграде. «Целофанирование» тогда ещё не было таким обычным делом, как сейчас, и найти место, где такие коробочки зацеллофанят, было не очень просто.
Мы должны были ехать на Варшавку, а я, как водится, опоздал. И Лида очень нервничала и переживала, что мы в результате ничего не успеем. Лёня сидел-сидел, молчал-молчал, а потом как крикнет: «Лида, хватит! Спокойно спускаемся – и еб..м все стадо!». Ну, и Лида, как послушная жена, конечно, замолчала. В результате мы всё спокойно успели. Так что мне, конечно, было стыдно за своё опоздание… но не очень.
Лёня, вообще, водить машину умеет, но, поскольку Лида водит уже много лет, обычно она сидит за рулем, а Лёня – рядом. Едут они как-то и Лёня говорит:
– Поворачивай налево!
– Здесь же нельзя…
– Поворачивай!
Тут же раздается милицейский свисток.
– Лида, газу!
И ушли реально.
Однажды Лёня с Лидой поехали на вокзал, а там, как всегда, на площади сутолока, машины и люди вперемежку. И кто-то Лиде машиной конкретно наехал на ботинок. Слава Богу, она была в очень жестких ботинках, поэтому пальцы остались целыми. Лёнька полез к шофёру драться. Но тут оказалось, что шофёр этот вовсе не один. Понабежала целая толпа. Лёня стойко держал оборону. К счастью, обошлось без особых последствий. Но ребята, конечно, могли и огрести здорово.
***
Про Дмитрия Александровича Пригова
Перед Дмитрием Александровичем я почему-то робел, хотя он никакого повода мне для этого никогда не давал, всегда вел себя крайне демократично. Его стихи как-то впитывались в меня сами по себе. Никогда их не пытался учить, но читать могу минут двадцать-тридцать без перерыва. Помню один из последних случаев, когда я его видел живым.
Тогда я приехал из Ленинграда и зачем-то сначала, с утра поехал к нему на улицу Волгина. Сижу у него, и разговариваю по сотовому телефону с Сашкой Пеньковым, директором Оли Арефьевой. Объясняю ему, как надо идти в типографию, чтобы забрать буклеты:
– Заходишь внутрь, а там сидят девушки пригожие. Ты подходишь к третьей справа…
А Пригов сидит и улыбается. Я потом его спрашиваю:
– Дмитрий Александрович, это ничего, что я тут по телефону…?
– Нет-нет! Наоборот, я слушаю с большим интересом.
И тут я понял, что когда говорил про «девушек пригожих», я невольно стилизовался под Пригова и ему, наверное, это было действительно приятно.
***
Про Костю Звездочётова
В январе 1986-го года в Москве должен был состояться концерт группы «Выход». Мы с Ильёй Смирновым понимали, что в конце февраля будет 27-й съезд КПСС. И назначили концерт за месяц с лишним до съезда. Но подготовочка у них началась раньше, чем мы думали, и нам в советском ДК, с которым мы договаривались, в последний момент отказали.
Группа «Выход» приехала и жила у меня дома. Ребята увлеченно играли в настольный хоккей и в «бегемотов», которые жрут шарики, прекрасную детскую игру. А мы с Илюхой бегали по Москве пытаясь найти замену. И ничего у нас не получалось. Тут мы звоним – не помню, зачем – Косте Звездочетову. Костя нас спрашивает:
– Как дела?
– Очень плохо!
– Что, кого-то взяли?
– Нет, никого не взяли.
– Ребята! Если никого не взяли, значит, всё хорошо!
Мы с Илюхой переглянулись и подумали, что Костя безусловно прав. И с тех пор, когда мне кажется, что «все плохо», я всегда вспоминаю Костины слова: «Кого-то взяли? Не взяли? Значит, все хорошо!».
Однажды мы с ним как-то общались и он абсолютно ни с хрена собачьего говорит: «Знаешь, говорят, что после сорока лет становится легче!». Дожив до сорока, я понял, что Костя опять оказался прав.
К семидесятипятилетию Хвоста мы поставили спектакль по пьесе Хвостенко и Волохонского «Первый гриб». Подбором «артистов» занимался я. В этой пьесе полтора десятка действующих лиц. Я долго и мучительно думал, кто из моих многочисленных прекрасных друзей сможет стать тем или иным персонажем. В результате, мне кажется, всё получилось. Анечка Хвостенко была самым прекрасным на свете ёжиком, Митя Шагин — медведем Верзилой, Ваня Жук — Сычём Сарычём, Лёня Фёдоров — зайцем Дерзилой, Лида Фёдорова — лисом Фокой и так далее. А на роль Мастера Зуба (Бобра) прекрасно подошёл Костя Звездочётов. После его реплик зрители, может быть, смеялись, громче всего. А какие он телеги гнал на репетициях…
***
Свен Гундлах
Я имел довольно непосредственное отношение к группе «Среднерусская возвышенность», и в какой-то момент Свен мне говорит:
– А давай, ты будешь нашим менеджером.
– А что при этом надо делать?
– Примерно то же, что ты сейчас и делаешь.
– А в чём тогда смысл?
В общем, посмеялись немножко. Должен сказать, что какие-то вещи я делать могу. На уровне «своих ребят» у меня получается. А вот дальше из меня уже менеджер никакой.
Однажды он спросил, не могу ли я одолжить ему двести рублей. У меня, конечно, тоже никогда особо деньги не водились. Но, зная Свена, я понимал, что, если он просит, значит ему действительно очень нужно. В общем, достал я где-то эти деньги. И потом он, конечно, мне их отдал. А уже через много лет сказал: «Ты мне тогда одолжил двести рублей – и с них я и поднялся. Я понимал, что могу что-то сделать, но у меня не было никаких денег вообще. Даже холст было купить не на что…». Такие слова услышать – дорогого стоит…
Сейчас Свен ушел совсем в другую сторону. Он живёт далеко от Москвы, где-то по Новорижскому шоссе. Я до сих пор не отдал ему ни «Мухомор», ни «Среднерусскую возвышенность», которые мы издали на компактах. «Среднерусскую…» готовили к изданию лет десять. А «Мухомор» – и все двадцать. Но Свену это сейчас неинтересно.
Когда было сколько-то летие «Мухомора», Лена Куприна всех собрала у себя в галерее. И Свен тоже приехал. Народ выпивает-закусывает, и Лёша Каменский, старший по возрасту «Мухомор», стал со Свеном разговаривать за жизнь. Лёша – водитель с огромным стажем, поэтому в какой-то момент зашёл разговор об автомобильных шинах. Свен говорит: «Я о резине не думаю, я уже давно на джипах езжу…» А потом Каменский неожиданно спрашивает: «А вкус к жизни остался?» – и Свен отрицательно покачал головой. Потому что парень-то честный. И всегда таким был.
***
Вован Терех – музыкант, певец (группы «Хлам», «Ривущие струны», «Зе Травы», «Стеклотара») издатель, продюсер, диджей, клубный администратор
Вован, можно сказать, сынок мой в какой-то степени. Так я его воспринимаю. У него творческий порыв всегда опережает «тылы». Так что тылы иногда навсегда тонут в болоте и не доходят никогда. Вот, например, возник прекрасный проект «Зе Травы». Сам Вовасик играет на двухструнном басе и поёт, Катя Тураева играет на гитаре и подпевает, а Паша Перетолчин, барабанщик «Гражданской обороны», соответственно, барабанит. Я говорю: «Вован, ты отличаешься тем, что старательно заметаешь следы. У тебя десять проектов, люди только-только один начнут воспринимать, тебе это уже скучно – и ты начинаешь следующий. Давай, запишись с «травами», я это издам худо-бедно!».
Дал ему денег на сведение. Дважды писались «Зе Травы». Группы давно уже нет, и нет времени у Вовы, чтобы сделать оформление. Просто он увлечен новым проектом «Стеклотара». А время-то уходит. Так что, похоже, что «Зе Травы» уже никогда не увидят света. Но то, что парня постоянно на что-то «прёт» – это уже прекрасно. Думаю, что многие могли бы ему позавидовать.
***
Про Толика Герасимова
В начале семидесятых годов Толик сбежал из Советского Союза. Прикинулся евреем — и сбежал. В Израиль не поехал. Хотел добраться до Соединённых Штатов. Но осел в Италии, потому что с документами у него было не всё в порядке, и никаких перспектив получить нужные документы не было. Зависает Толик в Италии и, естественно, играет там джаз с хорошими ребятами. Как-то поиграли ребята джаз — и сели отдохнуть, за жизнь поговорить.
И рассказал им Толик свою печальную историю. А одним из хороших ребят оказался Романо Муссолини, сын Бенито Муссолини. Услышал Романо рассказ Толика — и говорит: «Что же ты, Анатолий, раньше молчал? Я поговорю с друзьями папы. Надеюсь, они тебе помогут». И поговорил Романо с друзьями папы. И выправили Толику все нужные документы. И уехал он в Америку райскую.
***
Олег Коврига немного о себе
Метать понты, конечно, плохо. Но всё-таки хочется немножко выпендриться. Сегодня в кои-то веки раз разбирали кладовку. В числе прочего определили на помойку семь рюкзаков разного размера, которые истлели-порвались на моих плечах. Больше всего мне было жалко один большой, прекрасный рюкзак. Когда-то он горел в клубе “Гоголь”. Клубу исполнялось пять лет. По этому поводу там был фестиваль. Я торговал рядом со сценой, около гримёрки. А на сцену вела маленькая лесенка. И я свой рюкзак запихивал под эту лесенку, чтобы он никому не мешал.
И вдруг вижу, что Денис Сладкевич, барабанщик «Волков-Трио», показывает пальцем на эту лесенку. А из-под лесенки идёт лёгкий дымок. Я вытаскиваю свой рюкзак – и вижу на нём весёлые искорки. Видно кто-то, поднимаясь на сцену, кинул под лестницу бычок. Я начал топтать рюкзак ногами. Искорки сначала исчезали, а потом снова появлялись. Пришлось бежать в туалет и заливать рюкзак водой.
Хрен бы с ним, с рюкзаком. Сейчас рюкзаки шьют намного лучше. Но очень жалко, что нет уже клуба “Гоголь”. Это был мой любимый московский клуб. А сестрёнка Оленька Мукачевская – любимый арт-директор.
Но не будем жалеть о том, чего уже не вернуть.
Прорвёмся как-нибудь 🙂
***
ДЛЯ SPECIALRADIO.RU
Москва, февраль-март 2017
Материал подготовил Игорь Шапошников
